Магия Ашеры. Находка

Голос не слушался. В общем девичьем спеве это не было заметно, но Этха чувствовала, как тяжело даются верха, будто из-под ног выбили опору, и звук стал хрупким, как корочка льда на весеннем солнце. Того и гляди, сорвётся. И вроде новые тексты не сложнее старых, просто непривычно, что каждый раз приходиться заглядывать в листы, одновременно следя за руками матери Мэлии.

Певчие стояли в небольшом зале с высоким, уходящим в глубокую тень потолком, и маленьким подобием алтаря. Давным-давно зал был выдолблен прямо в скале. Здесь проводили ликования и обряды ещё до того, как был заложен первый камень храма. Теперь же небольшой зал использовался для обучения и избранных таинств.

Голос, повинуясь движениям пухлых пальцев, то взмывал ввысь, то плавно опускался, сливаясь в общей строфе с голосами других певчих. Внизу было спокойнее, и Этха подумала, что ещё пару раз вверх — и она точно сорвётся, но ликование шло к завершению, звук лился ровно, раскрашенный грудными низами соседок. Взмах, — и остались звучать только бархатные низы. Ещё взмах — смолкли и они. Какое-то время пространство вторило последнему звуку, когда же всё стихло, мать Мэлия улыбнулась:

— На сегодня хватит, — жрица удовлетворённо оглядела учениц, отобранных для поездки в Аэдер, — встретимся завтра в это же время, после утренних ликований. Учите тексты. Как только вы перестанете отвлекаться на слова, дело пойдёт живее.

До того серьёзные певчие заулыбались. Одна младшая сестра, одна послушница и Этха. Всего трое. Жрица с послушницей, о чём-то переговариваясь живо покинули зал, а Этха замешкалась.

— Слушаю, милая. — Мать Мэлия стояла спиной и Этха подивилась, как жрица поняла, что ушли не все. Погасив чаши лёгким прикосновением руки, как это обычно делали служительницы храма, она повернулась к певчей, ожидая ответа.

— Я просто хотела уточнить, обычно занятия ведёт мать Анеса…

— Верно, но так как хор в Аэдер повезу я, теперь вы будете заниматься со мной. Это не касается утренних распевов перед службой, так что мать Анеса по-прежнему будет ждать тебя рано утром. — И без связи с предыдущим, спросила: — Ты не приболела? Мне показалось, ты сегодня пела вполсилы.

Этха почувствовала, как неприятно защемило в груди. Так всегда бывало, когда ей указывали на ошибки или если она сама чего-то стыдилась.

— Непривычно было петь так высоко, — ответила она, глядя в пол. — Вот я и испугалась немного, вдруг недотяну.

— Понятно. Попробуй в следующий раз перебороть волнение и пойти вслед за моей рукой. В полную силу. Уверяю тебя, слова «твоею волей» поются на той же высоте, что и «благослови» в ликовании утра. — В голосе жрицы не было осуждения, напротив, она говорила с материнской теплотой.

Этха удивлённо вскинулась, на что мать Мэлия рассмеялась и принялась собирать разложенные на деревянной трибуне тексты.

— Я, видимо, и правда переволновалась, — вздохнула певчая и, попрощавшись, направилась неглубокой нише, где оставила шерстяной плащ. Одевшись, Этха поспешила в сторону выхода, по пути размышляя, почему же верхи давались с таким трудом, если это была привычная высота.

Она вышла в гулкий, освещённый светом мерцающих факелов коридор, поднялась до уровня храма, миновала двери в скрипторий и храмовую библиотеку и наконец-то вышла наружу.

Порывистый ветер тут же принялся искать брешь между застёжками плаща, а не найдя, попытался хотя бы стянуть капюшон. Пришлось вцепиться в него руками. На малой храмовой галерее всегда так. В пик лета это кажется благословением богов, но большую часть года — испытанием. Этха прибавила шаг, с завистью поглядывая на беззаботных ребят, радостно выбегающих из здания напротив. Одноэтажное и вытянутое, оно вмещало в себя начальную храмовую школу и несколько жилых помещений для жриц-наставниц.

Тут-то её и нагнал Конор.

— Весь храм оббегал, пока тебя нашёл, — пожаловался писчий и с размаху уселся на небольшой уступ под одной из галерейных арок, чтобы отдышаться. Из храма он выскочил без любимой стёганки, в плотной рубахе, шерстяной жилетке и тёплых штанах, но, похоже, разгулявшийся ветер его нисколько не пугал. Напротив, вспыхнувшие румянцем щёки говорили об обратном. — Мать Мэлия сказала ты была на занятии, это правда?

Этха кивнула, помахав свёртком с новыми текстами.

— То есть ты всё-таки едешь! — Конор довольно заулыбался.

— Пока не знаю, — Этха ещё немного полюбовалась на разыгравшихся малышей и присела напротив друга, — мать против поездки, и я хотела попытаться ей объяснить, что для меня это важно, но… ещё не решилась. Может быть сегодня, если она придёт не слишком уставшей.

— Вообще-то, — Конор хитро глянул на подругу, — решения верховной жрицы не обсуждаются.

— Что ты имеешь в виду? — нахмурилась Этха.

— А то, что слово твоей матери супротив матери верховной ничего не решает. Ты что, первый день как родилась?

— Об этом я не подумала, — задумалась она, — но тогда это ещё хуже. — Этха помрачнела.

Конор непонимающе уставился на подругу.

— Если мама будет против, но подчинится воле матушки Ание, она будет сердиться на меня, а у нас и так последнее время не всё ладно, — пояснила Этха.

— Что, опять тётка Зофия заходила?

— Нет, слава Эрхее, но прошлого раза хватило с лихвой, — Этха передёрнула плечами и расправила свёрток. Жёлтые листы были сплошь испещрены символами и значками.

— Что, не пойдёшь за сына горшечника? — засмеялся писчий.

Этха вздохнула:

— Сонне — хороший парень, но…

— У него нос картошкой и зубы кривые!

— Да при чём здесь это? — певчая негодующе уставилась на друга.

— Да при том, что тебя послушать, у тебя все хорошие, а ни один не подходит. — Конор снова прыснул.

— Дурак ты! Я просто замуж не хочу. Живёт же моя мать без мужа и никто к ней не пристаёт! — Этха нахмурилась.

— Так госпожа Розалия вдова, ей никто слова не скажет. А тебе для начала всё равно замуж сходить придётся, а там, как муж твой помрёт… 

— Типун тебе на язык, — разозлилась Этха и шлёпнула друга стопкой текстов по голове. — Ты последнее время таким язвой стал, что невозможно! Вот возьму, уеду в Аэдер и не вернусь!

— Думаешь там парни посимпатичнее наших? — продолжал хихикать Конор.

Этха демонстративно встала и направилась в сторону спуска в сад.

 — Удивительно, что ты в такое время и без дела, неужто всё книги храмовой библиотеки переписал? — пробурчала она, не зная, как ещё ответить на колкость.

— Между прочим, я тебя по делу искал. — Конор припустил вслед за ней.

Этха, не оборачиваясь, спустилась по истёртым временем ступеням и сделала вид, что ей необычайно интересны колючие розовые кусты, коими была засажена большая часть сада. На них ещё не проклюнулись даже листья, не то что бутоны, — те появлялись не раньше летнего солнцестояния, так что на самом деле, любоваться там было нечем.

— И пожертвовал обедом, чтобы только с тобой увидится! — не отставал писчий.

Тишина.

— Смотри, — поравнявшись с ней, Конор чем-то зашуршал, — я перерисовал самое важное. Ну хоть одним глазком глянь!

Этха не выдержала и скосила взгляд в сторону протянутой руки. Помимо выцветших буквиц, на плотном, видавшем виды обрывке, проступал чёткий рисунок меча и несколько аккуратных пометок рядом.

— Что это?

— Не узнаёшь? Это же твой подвес, найденный на тропе!

— Не на тропе, а рядом, — поправила Этха и всё-таки остановилась. Опять она забыла о находке и кузнеце! Певчая пыталась сообразить был ли мастер Харза на утренних ликованиях и никак не могла припомнить.

Этха перевела рассеянный взгляд на рисунок.

— И что это значит?

Конор тотчас просиял и приосанился:

— Подвески в виде таких мечей действительно существовали, как я и предполагал, только не у киче́р, — он сделал многозначительную паузу, — а у фиреев.

— Кого?

— Древний народ фиреи, ты что никогда не слыхала?

Этха отрицательно качнула головой.

— Ну уж про катри то наверняка слышала?