Можно

- Марк Мейер -

Сижу, задумчиво пялюсь в стену. Привычная реальность словно ломается надвое. Происходящее вокруг не поддается логическому объяснению. Мне давно тесно в заявленных рамках: пресмыкаться перед одним отцом, пытаться быть другом другому. Хочется оборвать все концы и начать что-то свое. Не соответствовать ожиданиям. Замутить свою, персональную историю. Вопрос: как это безболезненно сделать и к чему приложить свои руки? Что я умею лучше всего?

Замечаю боковым движение. Мила стоит на пороге полная нерешительности. Привычно переминается с ноги на ногу. Мерзлячка стащила из ящика броские яркие носки и самую длинную футболку. На плечах моя одежда висит мешком, зато бедра прикрыты. Только торчат острые колени. Она как была мелкой, так и осталось. Где там и что прибавилось за эти годы? Не разобрать. Сейчас светлые волосы потемнели от воды. На груди пролегли влажные отпечатки.

- У тебя нет фена, — замечает обиженно. Скручивает хвост на макушке невообразимым узлом. Накидывает сверху яркую резинку.

- Мне как-то без надобности, — проговариваю отрешённо цепляясь взглядом за край футболки, что ползет вверх с каждым поднятием рук. Разрешенный максимум до видимости трусов соблюдён всего-то на парочку сантиметров. Зато пару новых килограмм на филейной мне удается приметить.

- Новую футболку дать? - кривлю губы, замечая сколько воды уже впитано в материал с длинных волос. Расползающиеся мокрые пятна явно не улучшают её настроения. Сам терпеть не могу, когда одежда липнет к телу. Предпочитаю то, что немного пошире. Да и снимать оверсайз с тела в разы удобнее.

- Фен купи, — советует недовольно. Придирчиво осматривает спальное место. - Судя по ширине кровати, он тебе тут явно необходим.

- Учту.

Она проходит мимо, отодвигает край одеяла и сразу забирается под него. Прячется. В очередной домик, что строила десятками в детстве. Из подушек, одеял, стульев. Розовая комната почти всегда была перевёрнута верх дном. Зато Мила сидела в очередном доме с фонариком в руках и читала. Всегда и всё читала... Сейчас же, по сравнению с той, что является в воспоминаниях перед моими глазами, эта версия всё же слегка подросла.

- Оставь свет в коридоре, — просит тихо откуда-то из своего кокона.

- Иначе ты споешь мне колыбельную? - усмехаюсь, дополняя с чувством реального умиления, — А было бы весело и даже неплохо.

- Марк, рассвет уже скоро. Я сама потом выключу, — канючит, явно не желая дальше вступать в дискуссии. Настолько устала? Или виной тому алкоголь?

- Какие ещё фобии мне сегодня грозят? - на всякий закидываю удочку. Проще узнать на берегу, чем огребать после. - Может сразу озвучишь?

- Я боюсь насекомых, но быстрая проверка показала, что их здесь нет, — слова несутся настолько быстро, что считываются скороговоркой. Она так и не вылезает из своего убежища. Забилась в угол, как и один из представителей тех, кого сейчас мне описывает. Голос звучит глухо, а мне остаётся лишь наблюдать шевелящийся комок на своей постели, и с трудом сдерживать на губах улыбку. Ну глупая же! Вместо того чтобы переодеться в сухое, будет привычно дуть на руки и греть их трением. Её длинные тонкие пальцы вечно мёрзнут. Про нижние конечности и говорить не стоит. Постоянно подгибает под себя. Спит, засунув коленки под широкую кофту пижамы. Комочком. Как котенок, что слишком рано отделили от мамы. Как сказал бы знакомый психолог: Может в этом и таится искомая причина? Давайте рассмотрим...

Вторая официальная жена Мейера и, по совместительству моя мачеха, реально рано сплавила её с рук в руки. Более благонадежных и правильных воспитателей, как высказался бы отец. У Милы Мейер были няни, наемные учителя. Она посещала школу, чтобы сдавать экзамены. И гуляла в основном исключительно рядом с домом. Одна. Откуда здесь взяться друзьям? Майя Мейер, в девичестве Волошина, на одном из светских приемов покорила отца своим голосом. (Я всё же утверждаю, что помимо этого она приложила и другие умения к тому, чтобы вскоре забеременеть и родить, но... Семейная сказка, которую рассказывают детям должна звучать наивно и красиво. Да и голос, что передался дочери позволяет отчасти в это поверить.) Вскоре, джазовая певичка стала хозяйкой в доме, где было слишком много прислуги И её осенило: (не сразу, но всё же), к чему тратить свою молодость и красоту на то, чтобы ухаживать и растить двоих малолетних детей, когда для этого есть хорошо обученные люди? Гувернантка при мне появилась с уходом матери. Спустя пару лет добавилась ещё одна, что неустанно следила за Милой, но и с меня так же глаз не спускала. Благо моя свобода не была столь ограниченна. Да и в тринадцать меня никто не сплавлял за хорошим дипломом на другой конец света. Мейер смирился, что звёзд с неба мне не хватать, но на Милу всегда возлагал куда большие надежды.

Гашу свет в комнате. Полоса отголоска из коридора чертит пространство. Иду по ней к изголовью кровати, как по ковровой дорожке. Забираюсь под одеяло. Как есть. В аналогичной футболке, что и на ней и в широких спортивных штанах, что натянул после душа. Не в трусах же блистать перед гостьей? Единственное, яркие носки не надел. Я в отличие от мелкой считай и не мёрзну.

- Иди, буду греть, — подначиваю, закидывая руку вперёд и точно ковш экскаватора притягиваю её ближе. - Вот же дурында! - замечаю серьёзно. - Предлагал переодеться.

- Марк, прекрати, — для видимости брыкается. Потом сама придвигается и вцепляется в плечо своими ледяными ладошками.

Крепко обхватываю хрупкое тело. Утыкаюсь носом в её затылок. Поджимает ноги так, что ступни между моих проводит. Прячет. И греет свои вечно замёрзшие.

- Спать,- выдыхаю полусонно. Тяжёлые веки смыкаются сразу же, как вокруг неё защелкиваются руки. Дыхание становится ровнее. Заметно тише. Усталость накатывает по полной. И все эмоции этого дня, да и предыдущие тоже словно придавливают к матрасу. Утяжеляют так, что при желании и не подняться.

- Марк... , — шепчет тихо.

- Мм... ? - уточняю единственным на что способен в полу сознательном.

- Ничего. Спи. Спокойной ночи.

- Угу, — киваю упираясь подбородком во влажные волосы. Моя футболка тоже промокнет от соприкосновения с ними. Но на это уже нет зла. И сил для пресечения тоже. Веки соединяются всё плотнее. Ощущаются более тяжёлыми. Да и картинки под ними уже прорисовываются. Солнечные, вопреки тьме, что разделяет надвое полоска света из коридора. И беззаботные. В противовес всей херне, что творится вокруг. Грудь выжигает теплом её тела. Под это ощущение приходит полное забвение. Да только, оно, как обычно, длится недолго.