У подъезда Ольга вспомнила, что не купила соседке ни конфет, ни пирожных. Поспешно вернулась в магазин, взяла с полки первый попавшийся рулет — кажется, с шоколадной начинкой — и почти побежала домой. Туман развеялся. Теперь ее грызло беспокойство за детенышей. Взбежав на третий этаж, Ольга на секунду замерла — дверь ее квартиры была открыта — осторожно опустила на пол сумку и рулет, неслышно вошла в прихожую. Соседку она опознала сразу: по спине, по запаху. Свет из комнаты обрисовывал темный силуэт, зрение дало сбой, перестроилось на сумерки, и Ольга увидела, что приятная и приветливая старушка держит в руках швабру. И со злорадным интересом тычет ей в коробку с одеялами — колыбель для котят.

Поднялась волна гнева. Львица не стала тратить время на изменение тела: обидчица ее детей была слабой, недостойной когтей. Хрустнул жесткий пластик. Ольга выхватила швабру и выместила злость на неодушевленном предмете, разламывая его на мелкие кусочки. Соседка выбежала из квартиры, что-то причитая. Порыв — «догнать, повалить, разорвать» — остудило пробуждение сына. Кремовый меховой комочек проснулся, издал недовольный скрипучий звук. Голубые глаза осмотрели Ольгу, проследили за падающим на пол обломком швабры. Сын зевнул, свернулся в клубок, выставляя напоказ коричневый розетки на шубке, и снова задремал.

Ольга на цыпочках вышла на лестничную площадку, подобрала сумку. Разум не нашептывал, вопил: «Если ты притронешься к этой женщине, тебя арестуют, а детей отдадут Богдану. И тогда свекровь сможет делать с ними все, что захочет». Меткий пинок отправил рулет под дверь соседки. Ольга подхватила сумку, вернулась в квартиру и тщательно заперла дверь. Она действовала, как автомат: куртка встретилась с крючком вешалки, обувь отправилась в обувницу, брючный костюм повис на спинке кресла. Резкие кашляющие выдохи вытолкнули раздражение из легких. Ольга разжала стиснутые кулаки, сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, отдала власть львице и — после короткого и болезненного изменения тела — ступила на паркет лапами.

Котята почувствовали возвращение матери. Завозились, отважно выбрались из коробки и перебрались Ольге под бок. Львица начала вылизывать малышей, полируя широкие носы и круглые кремовые ушки. Дочка покорно подставлялась под шершавый язык, сын возмущался и пытался уползти.

Ольга пролежала на полу до вечера. В девять, когда котята напились молока, а из соседней квартиры донеслись позывные программы «Время», оформившееся желание взяло верх над звериной негой. Задернутые шторы отгородили комнату от чужих взглядов. Ольга поставила чайник на плиту, чтобы развести себе порцию овсяной каши — есть не хотелось, но от голодовки могло пропасть молоко. Включив ноутбук, она быстро нашла знакомую страницу в сети. Взглянула на фото — Инна смеялась, держа на руках двух упитанных волчат — и, стараясь не ошибиться, набрала номер телефона. На дисплее ноутбука мерцала пометка: «Доступно для друзей. Вы — друг».

Услышав далекое «Алло», она запаниковала. Захочет ли Инна разговаривать с шапочной знакомой? Встреча в детстве, пара лет переписки, позже — открытки по праздникам, которые сменились «лайками» в соцсети.

— Алло-у? — поощрил голос в трубке. — Говорите!

— Привет. Ты меня, наверное, почти не помнишь. Я — Ольга. Ольга из Академгородка.

— Оу-у? — удивилась Инна. — Почему не помню? Как тебя можно забыть? Я других львиц не знаю. Твоих родителей еще. Рада, что ты позвонила. Как твои дела? У вас холодно? Я по телевизору видела — сугробы, минус сорок... Брр!

— Я не дома. Я в столице. Уехала. У меня... я родила двоих детей.

— Пресвятая матерь-Волчица! Котятки! — взвизгнула Инна. — Котятки-и-и-и! Почему ты не выкладываешь фоточки? Кинь в личку, умоляю! Не думай, я не глазливая! По сети вообще трудно сглазить — это все наши старухи говорят. Не бойся. Я так хочу на них посмотреть! Мать моя волчица! Котятки! А где ты льва нашла? В столице? Красивый? Грива большая? Или чем там у вас меряются? Кисточками на хвостах?

Вопросы лились восторженным потоком. Ольга чувствовала: Инна не притворяется, она искренне радуется — верит в рожденное воображением чужое счастье.

— Я не нашла льва, — вступая на тонкий лед, сказала Ольга. — Я родила от Богдана. Леопард из соседнего дома. Я тебя, кажется, с ним в детстве знакомила.

— Богдан? Он у тебя в друзьях? Я иногда просматриваю фотографии твоих знакомых. Интересно же! У нас нет ни леопардов, ни львов, только волки, лисы да шакалы. Скукота! Богдан — симпатичный парень. На мой вкус — мелковат, но это кому что нравится. Вы поженились или не поженились? Фоточек не было... подожди! А почему ты в столице? Богдан с тобой? Вы вместе уехали?

— Он остался в Академгородке. Он там работает. Сейчас защищает докторскую. Я уехала одна. У меня проблема. Я превратилась перед родами. Тело не пожелало изменяться, и я родила львицей.

— Это сейчас очень модно! — с жаром ответила Инна. — Некоторые последний месяц беременности только на лапах ходят, специально. Возвращение к традициям. Дети крепче. У нас уже при трех роддомах волчьи отделения открыли. А я не подгадывала, как мать-Волчица подтолкнула, так и родила. Ей виднее.

— Мои дети не обращаются, — Ольга выговорила признание, поморщившись от боли в сердце. — Они не вставали на ноги, я не знаю их лиц. Мать Богдана сказала, что леопарды убивают своих ублюдков — они лишены души. Что моих детей надо вывезти в лес, а лучше сразу усыпить, потому что они будут охотиться на людей.

— Она больная на всю голову, что ли? — возмутилась Инна. — Сколько детям?

— Три месяца.

— Точно, больная! У меня сестра двоюродная волчицей родила, сын до пяти лет не обращался. Мы к пяти уже беспокоиться начали, а все врачи и бабки в один голос: «Перерастет». Перерос. Сейчас в седьмом классе. Перекинуться не заставишь, от планшета не оторвешь, в танчики режется. Уже, небось, и забыл, как на лапах ходят. До пяти лет, Оля! А ты говоришь — три месяца.

Отлегло, будто камень с души сняли. Родная мать отводила глаза от внуков, пожимала плечами. Свекровь пылала ненавистью. Богдан холодно повторял: «Это ты решила оставить детей. Я не думал, что ты забеременеешь, не собирался плодить ублюдков». Не с кем было поговорить, не у кого спросить совета. Ольга не решалась высунуть нос из тесного мирка, боялась даже набрать поисковый запрос — «а вдруг дети и вправду уродились людоедами?» — и сбежала в столицу, надеясь затеряться в многомиллионной толпе людей и оборотней, спрятать неправильных котят от чужих взглядов.

— А Богдан что? Заткнул мамаше пасть?

— Он... — Ольга сказала правду и зажмурилась. Инна может обдумать чужие слова, решить, что кошкам виднее — людоеды или нет — и отказать ей в поддержке.

Поток цветистых ругательств, которыми волчица обложила Богдана и его мать, заставил выдохнуть, разбил веру в кошачью правду.

— Получается, ты там одна, с двумя котятками? Деньги-то есть?

— Немного. У меня был небольшой запас. Инна, как ты думаешь, я смогу найти работу в Волходаре? Мне кто-нибудь сдаст квартиру?

— Ты хочешь приехать? Оу-у! Давай-давай! Я поселю тебя в квартире моей покойной тетушки. Там всё чисто, лежанки я выкинула, обереги обновила. Мы там жить не будем — две маленькие комнаты, теснота. Стоит, дожидается, пока дети подрастут. Приезжай, я буду рада. И Русик будет рад. Узнай насчет билетов, напиши, когда тебя встречать. И пришли фоточку!