Серый Волк (не) для Красной девицы

Забившись в щель между печкой и стеной дома, я внимательно прислушивался к занимательному диалогу между двумя родственницами, испытывая лишь досаду, что мне не удалось увидеть лицо девушки, когда она обнаружила старушку в добром здравии.

- Бабуля! Ты жива? Ой! То есть, я хотела спросить, как ты себя чувствуешь?

- Не дождетесь! – фыркнула бабка с печки.

- Да что ты, бабушка! Я желаю тебе долгих лет жизни! Поэтому стараюсь почаще тебя проведывать, да гостинцы носить!

- Ага! Из-за твоих гостинцев сорняки за моим забором быстро выше него вымахают!

- Ой, фи! Как ты можешь такое говорить! – судя по всему, скривилась девушка.

Из песни слов не выкинешь! Что было, о том и говорю! Чуть Богу душу вчера не отдала! Ты же из-за этого батюшку с собой притащила? А вот шиш вам, а не похороны! Я еще всех вас переживу!

- Бабуля! – судя по голосу, внучка была не на шутку ошарашена таким поведением старушки. Да и, похоже, даже больше, чем тем, что та осталась жива после ее гостинца.

Закрыв лапой рот, я тихонько сотрясался от смеха, радуясь, что в последний момент передумал прятаться за занавеской санитарного уголка, ведь тогда меня вполне могли заметить.

- Говорю как есть! Если бы не лечебные травки, то померла бы к сегодняшнему дню! Как поела вчера пирогов, так чувствую, что пучит меня. Подумала, что грибы для меня уже тяжеловатая пища, так и отдала остатки курам. А куры-то от твоих гостинцев тю-тю! Отправились на небеса к своему куриному Богу!

- Не богохульствуй, дочь моя! – пробасил священник, вставив свои пять копеек в и без того содержательный диалог.

Но обе женщины не обратили на него никакого внимания, продолжив свою словесную баталию.

Бабушка! Ты не в себе! Ты сама на себя не похожа! У тебя стариковская болезнь развилась, когда не можешь за собой ухаживать. Но ты не переживай, я о тебе позабочусь, устрою в самый лучший дом призрения для стариков! За тобой там и уход будет какой надо, и накормлена будешь, и скучать не станешь в компании! – заливалась соловьем девчуля.

Я замер, ожидая ответа моей работодательницы. Но вместо этого услышал знакомый шорох одеяла, а затем заскрипела деревянная подставочка у кровати, с помощью которой старушка спускалась со своей высокой перины. Интересно, что она задумала? Надеюсь, не испортит наш план. А то что-то она слишком шустра для недавно почти отравленной.

- Оглянись! – снова услышал я голос старушки.

- Ну и что я должна увидеть? – скептически фыркнула девушка.

- Порядок в доме какой! А вот, смотри! – по дому вновь поплыл упоительный аромат томленой в печи каши, и я вспомнил, что так сегодня и не позавтракал. – Кашу сама сварила! И вот! - О столешницу что-то глухо стукнуло. – Молоко! Козу сама дою! Еще и кур кормила, пока ты, поганка эдакая, их мне не извела!

- Ну и что всё это значит? – скучающий голос девушки давал понять, что демонстрация ее не впечатлила.

- Это значит, дорогая моя внученька, что я вполне могу сама о себе позаботиться!

- Да, пожалуй, мистрис Жозефина права! – снова встрял священник, но на этот раз хоть по справедливости вступившись за мою работодательницу. И тут же подумалось, что странное здесь обращение к женщине — мистрис, даже сразу не пойму, в какой стране мы находимся. Зато имя у бабульки интересное! Буду звать ее сокращенно, Жози!

- Пусть мистрис живет, как сама хочет! – меж тем продолжил святой отец, чем полностью реабилитировался в моих глазах. Я-то думал, что он с Катариной в сговоре.

- Ну, это мы еще посмотрим! – процедила сквозь зубы девушка. И с неискренними словами: «Ну, будь здорова, бабуля», зацокала каблучками на выход. Через секунду дверь хлопнула. На улице послышались удивленные голоса дождавшихся у подводы, на которой возвышался грубой работы гроб, копальщиков. Затем послышался шорох колес по гравию и звук удаляющихся голосов.

— Это что такое!? Она уже и гроб приволокла? — услышал я голос бабушки от окна и, пыхтя, вылез из-за печки. И уже хотел было что-то сказать, как слова буквально застряли в глотке.

Со словами: «Сегодня уже можно гостей не ждать», — бабулька стянула с лысой головы парик и, ухватившись обеими руками за свои щеки, начала сдирать с них кожу. У меня в глазах потемнело, и блаженная темнота накрыла меня от всех ужасов этого несправедливого мира!