Другие Она чужая

Расставание с собаками далось Берте нелегко. Старушка расчувствовалась, обнимала и целовала каждого из двенадцати питомцев, что-то шептала им на ухо, а перед тем, как сесть в самолет обняла Кэш. Объятье вышло продолжительным и волнительным. Кэш не ожидала подобного жеста и немного растерялась: за все время общения с ней она не заметила в сдержанной женщине ничего такого, что говорило бы об ее сентиментальных чертах характера. Если только тот жест в машине.

– Берта, все будет хорошо. Приезжайте хоть каждый месяц, мы будем ждать вас.

– Нет-нет, все решено.

Кэш прижала к себе женщину, которая испустила судорожный вздох, постояла еще пару секунд и лишь только затем отстранилась, смахивая набежавшие на глаза невидимые слезы.

– Ты звони мне, если что. Да что говорить, я сама тебе позвоню! Ты уж пойми меня, старую.

Кэш понимала и ее, и поскуливающего у ног Снапа. Она стояла на аэродроме до последнего. Следила за тем, как Роберт (один из братьев Марка) загружает сумки с вещами, помогает ей усесться в самолет, что-то говорит Дэну, а потом садится в самолет со всей силы хлопая дверью.

“Что за семья-то такая?! Насколько тут все должно было опостылеть, чтобы Роб приехал за бабушкой не за несколько дней до ее отлета, а всего-то за несколько часов?!”

Кэш не думает об этом долго. Она не приезжает к своим еще живым родителям. Она смотрит на них издалека каких-то жалких пару минут, а потом уходит прочь. Для них она навсегда мертва. Ей не подойти, не обнять маму, ведь она не просто похоронила свою дочь, а была вместе с папой, в морге, на ее опознании, глядя на ее изувеченное тело.

“Он прилетел, чтобы забрать ее поближе к родным, чтобы не разрываться между городами, не трястись в ужасно неудобном самолете бессчетное количество раз! Этого достаточно, чтобы считать их семью нормальной!”

Она видит, как пилот, уже не такой привлекательный в простой куртке и толстовке, приподнимает брови и даже что-то цедит сквозь зубы, бросает один единственный взгляд на нее и идет на свое место. Они так толком и не пообщались. Дежурное “Привет”, проверка документов, квитанции на багаж, вежливо произнесенное “Мэм” с касанием края фуражки.

“Взлетаем через семнадцать минут”.

Его поспешность… Дело было не в псе. Аэропорт можно было считать «нейтральными водами».

“Не хочу говорить плохого, но, – Берта продолжала гладить Снапа, то и дело, что сминая его “шубу” на загривке, –он не самый достойный представитель своего вида”.

Кэш приподняла брови. Это означает «не говорить плохого»?

“Ты сама во всем разберешься, но я бы не стала связываться с ним!”

Кэш не знала, как воспринимать свалившуюся на нее информацию. Поводов не доверять мнению Берты у нее не было, впрочем, слепо полагаться на него она тоже не станет.

***

– Вот мы и остались одни, да, Снап?

Кэш отпустила голову, глядя на сидящего рядом хаски. Тот продолжал смотреть на небо над взлетной полосой. Самолет сделал последний круг, оставил след от топлива и исчез вдалеке.

– Уавау–уавау–вуа! – проговорил не умеющий лаять, как все нормальные псы, вожак маленькой стаи.

– Пойдем? – Она провела по белой метке между ушами. – Домой пора. Кто знает, что натворили в наше отсутствие эти охламоны.

В ответ пес что-то тихо буркнул, но задницу поднял и засеменил с ней рядом, чтобы через пару секунд устроиться на сиденье и не обращать внимания ни на что, глядя в стремительно пробегающий пейзаж за окном.

– Ну и как, все хорошо? – Кэш подошла к дому, окруженная стайкой животных.

Дом впервые за такое долгое время показался ей безжизненным, каким-то очень старым и сгорбленным. Кажется, вот-вот он обвалится вовнутрь, засыпав гостиную собравшимся наверху лесным мусором. 

“Это все из-за отсутствующего освещения. Я не видела его таким прежде”.

Пес в ответ на ее вопрос занял свое прежнее место. Молча.

– Ясно, на аэродроме ты не со мной разговаривал, а прощался с Бертой, так?

Отношения со Снапом у нее складываются своеобразные. Он всегда встречал ее на границе дома и дороги, оглядывал долгим взглядом, а потом разворачивался и уходил к себе, в псарню, тогда как другие псы носились вокруг нее разноцветным визгливым вихрем. Он не ходил за ней хвостом, а просто сидел рядом. Если Кэш отдавала ему команды, он слушался, но вот ластиться не спешил. Ее знаки внимания принимал, но никогда не напрашивался на них.

Берта ничего не говорила и никак не комментировала эти моменты, вполне довольствуясь тем, что Кэш все-таки нашла свой, пусть и едва видимый, путь к сердцу собаки.

– Надо браться за дело, чем быстрее – тем лучше. – Кэш села на ступеньки, поставив рядом с собой кружку с кофе. – Зима не за горами.

Она, как и Снап, разглядывала запущенный двор перед собой. Надо что-то придумать и сделать с этими вросшими в землю предметами, бывшими ранее не то сельскохозяйственными орудиями, не то приспособлениями для раскатывания лыжни. Сколько они здесь пролежали –неизвестно, но теперь от них видны только верхушки, торчащие из земли ржавыми пятнами, обильно присыпанными еловыми иголками и окруженными редкими кустиками черники. Вокруг и возле них валяются какие-то бесполезные старые миски и ведра, насквозь проеденные временем, сыростью, снегами. Все они были с отсутствующим дном, с потерянными ручками-дугами. Дверь в сарай покосилась, мозоля глаза огромной темной трещиной.

– Знаешь что, Снап?

Снап улегся рядом, закрыв собой темный круг от поднятой кружки. Кэш почесала его между ушами, помяла шкуру, да так и оставила руку.

– Пока не стемнело. Давай начнем с самого простого: с еды и с покупок?

Дел было, если честно, по горло, но она не знала, за что взяться: то ли затеять уборку в доме, начав со своей комнаты, то ли разобрать кухню и холодильник, то ли составить список всего необходимого и отправиться в город, в магазин «Все, что душе угодно». Так Кэш называла лавку Оливии Денвер, в которой можно было найти все: от подставок под горячее до деталей сантехники. Дороговато у нее, правда, но самое–самое приобрести можно.

В доме ее ждет ноутбук, кресло завалено техникой, коридор сумками и старой обувью, кухня с древними шкафчиками, наполненными, заставленными всякой–всячиной и много чего еще.

– Поглядим, что тут у нас! – Она открыла холодильник, осмотрела его впечатляющее содержимое, повертела в руках банки и закрытые контейнеры с остатками еды.

Кэш поднялась, принявшись рыскать в поисках пакетов для мусора. Она не собирается мыть все это. Это рачительно, да! Это нанесет непоправимый вред окружающей среде! Но… Это кошмар!

– Черт возьми! Посмотрела, называется, что купить на завтра!

Кэш не спешила включать «большой» свет, ограничившись настенным бра и напольной лампой с доисторическим торшером. Осмотр холодильника показал ей одну большую проблему: она начинает психовать из-за бардака вокруг и просто сметает все подряд в черный мешок для мусора. Таким темпом в доме не останется ничего, а шериф сможет предъявить ей обвинение в краже или чем-нибудь еще!

– Ты каждый раз будешь лаять, когда я убираюсь?

Снап на появление сел, тут уже угомонившись. Он вывалил красный язык, выпуская облачка пара и отвернулся.

– Но я бы тоже заволновалась, ты прав. – Кэш потащила к машине мешок с мусором, борясь с желанием оставить его возле сарая и разобрать днем позже. – Я ведь пошла за списком покупок!

Кэш оглянулась на дом, потом посмотрела на полный пакет мусора, вздохнула еще горше и побрела обратно. Она ведь не успокоится, пока все не будет чисто, вымыто, выскоблено, а еще лежать по своим местам! Не как тот бинт, что она видела сегодня между сковородок за печкой! Что он там делает? Как там оказался?

– Так, ты остаешься в доме за главного. Никого не впускать, а если он оказался тут – не выпускать. Ты понял меня?

Когда она отвернулась от него, то явственно услышала презрительное собачье фырканье. Ну да, это не он паниковал только что, царапая дверь, мужчины ведь не волнуются, они презрительно фыркают. Она еще раз посмотрела в зеркало заднего вида, глядя на то, как пес сидит все на том же месте и не двигается, глядя ей вслед. Странное чувство, когда тебя провожают и ждут дома.