Ключ, перо и самоцвет

Дела Нар-ху шли скверно. Пока он не лишился должности, но долго ли ещё сможет усидеть в своём кресле? Конфликт у стен тюрьмы поменял слишком многое. Губернатор корил себя за неосторожность. Почему он не пригляделся к поведению телепата, не предвидел его переход на строну подпольщиков? Ему стоило заранее обговорить детали с Тон-халлом и тем более позаботиться о лояльности церкви. Впервые услышав о готовящемся аресте, губернатор думал, что всё ограничится борьбой с городским подпольем. Но в итоге бунтовщики смогли переманить телепата, а глупый генерал раздул конфликт до уровня вражды с империей.

И что теперь прикажете делать? План по превращению несогласных в преступников провалился. После выступлений дознавателя и верховной жрицы свалить на заговорщиков вину за грабежи не получится. Мотив не тот, да и общественное мнение больше не так однозначно. Более того, если Тон-халл продолжит начатое, дворянам придётся иметь дело не с маленьким молодежным объединением, а с целой империей. Генерал словно обезумел в желании отстоять прежние порядки.

Что самое печальное, Нар-ху никак не мог ему помешать. Стычка с церковью заставила чиновников пересмотреть политический курс. Главу области собирались переизбрать следующим вечером. Обстоятельства говорили не в пользу губернатора. Конечно, дворяне благодарны ему за счастливые и безбедные годы под имперским крылом, но мирные времена закончились, а значит пришёл черёд военной знати. Тон-халл активно выдвигал свою кандидатуру, обещая громкую славу и лёгкие победы. И как у него только язык поворачивался, учитывая, что имперские стаи прибудут со дня на день?

Позже Нар-ху узнал причину бесстрашия Тон-халла. Выяснилось, что генерал провёз в город пару гнилых морайских флаконов. Губернатор и не подозревал, что организация контрабандных путей может аукнуться таким образом.

Гнилые флаконы считались страшнейшим оружием, созданным в звериных землях. Их изобрели в Морайе – стране вольных женщин с матриархальным укладом. Морайки презирали всё мужское, включая способы ведения войны. Считали слишком накладным отрывать согражданок от дел ради сражений с вражескими армиями. Потому они нашли способ умерщвлять противников в огромных количествах и в кратчайшие сроки. История долгая и запутанная, но одно Нар-ху знал точно – таким вещам в Нуттиле не место. Оружие представляло собой энергетические бомбы, способные разложить противника за считанные секунды. Чудовищная вещь.

Губернатор слышал, что Тон-халл собирался рассказать о флаконах на ближайшем собрании, и это жутко напрягало. Ведь сумей генерал убедить собратьев в допустимости подобных средств, речь Нар-ху о новом договоре с империей перестанет иметь всякий смысл. Не говоря уже о прочих последствиях.

Кстати, о договоре: Нар-ху не ожидал появления Оиса, однако цель его визита стала для него приятным сюрпризом. Очень щедро с его стороны предложить столь выгодные условия. Не то чтобы губернатор считал достойными денежные поблажки. Но он отлично понимал: если бы не угроза войны, империя не пошла бы на компромиссы. Мало что способно заставить её уступить в подобных вопросах. К счастью, взор богини простирался над всеми, и нежелание привлекать её внимание – достаточная причина для осторожности.

И всё же Нар-ху ещё сомневался, принимать ли предложение. Во-первых, такие вещи решались коллективно, посредством голосования. А во-вторых, губернатор хотел поторговаться. Вдруг удастся уговорить империю на большее? Почему бы не попробовать? Вот только обсудить предстоящее совершенно не с кем.

Ох, как же ему не хватало Илы! Кто бы знал, что Нар-ху будет чувствовать себя без советницы как без рук. Губернатор не хотел признаваться, но он до последнего не верил в предательство экономки и всё ждал её возвращения. Какая жалость! Иллариль казалась умненькой работящей девушкой. Но, похоже, Нар-ху её недооценил.

Не мудрено! Сипуха никогда не выказывала политических взглядов, горячо поддерживала общественные инициативы и не пыталась лезть в личную жизнь. Казалось, она знала своё место и была рада служить на благо города. Довольно странно, но тёплое отношение губернатора никуда не исчезло, несмотря на вскрывшуюся двуличность экономки.

Он слишком привык видеть в ней подающую надежды молодую девушку. Так бывает, когда смотришь на следующее поколение и понимаешь, что с такими птицами родину ждёт прекрасное будущее. Если бы у Нар-ху была дочь, он бы хотел, чтобы та походила на сипуху.

Детей у губернатора не имелось, но дамой сердца он успел обзавестись. Встретил как-то пышненькую грачиху с шикарным голосом. Вот только потребности вить гнездо у неё не имелось, птицу полностью поглотила карьера певицы.

Раньше Нар-ху это не волновало, но теперь перед угрозой войны он начинал жалеть, что не проявил настойчивости в создании семьи. Быть может, улети он за своей возлюбленной в другую область империи, всё сложилось бы иначе.

Но зачем отчаиваться? Сложится еще. Нар-ху знал, где искать подругу. Та присылала ему расписание концертов на год вперёд. Надо только разобраться с проблемами в Нуттиле – и можно действовать. Губернатор решил: сначала он обезопасит город, а потом уже наведёт порядок в личной жизни.

А что сейчас требовало срочного вмешательства? Правильно, гнилые флаконы. Нар-ху не собирался ждать собрания дворян. Против Тон-халла у него не имелось аргументов. Даже если бы и удалось кого-то вразумить, большинство всё равно на стороне генерала. Так что остаётся лишь предупредить противников об опасности. Хоть подпольщики его раздражали, а представители империи вызывали смешанные чувства, Нар-ху не желал им столь ужасной участи. Морайская гниль – это уж слишком.

Оставался последний вопрос. Как уговорить сторонников на мир с империей? У губернатора не хватало времени проводить беседы с каждым лично, поэтому он составил несколько писем, кратко изложив суть на бумаге. Нар-ху знал, кому их отправить. Среди его знакомых встречались разные люди. Одни опасались имперской армии, другие дорожили родовыми усадьбами, а третьи не отказались бы от союзнических лавров. Они и без того уже влились в экономику империи, и грядущий конфликт им совершенно ни к чему. Нар-ху передал послания гонцу и поспешил в темницу.

***

В камерах было холодно. Они представляли собой широкое помещение, разделённое на две части мощной решёткой. Нур сидел один, поджав ноги на скамье с прохудившимся матрасом.

Сыч подышал на ладони и потёр их друг о друга, чтобы согреть. Затем попытался размять плечи и ноги. Первое время он ходил кругами по небольшому помещению, чтобы не замёрзнуть, но усталость взяла своё. Нур не знал, сколько времени прошло. Казалось, что полдня, но первые лучи рассвета, пробивающиеся сквозь щель под потолком, говорили о паре жалких часов. Поморщившись, сыч облокотился о стену. По крайней мере, стало немного теплее.

Дверь в конце коридора с грохотом отворилась. Нур не мог видеть вошедших, но слышал их шаги. Вскоре у соседней камеры показались три перепуганных стража. Один из них открыл дверь, два других торопливо втолкнули внутрь телепата. Тот пошатнулся от резкого тычка, но на ногах устоял. Тюремщики удалились в полной тишине, никто из них не проронил ни слова.

От Оиса сыча отделяла только толстая решётка. Дознаватель не выглядел удручённым или взволнованным. Он спокойно поправил мантию и сел на скамью, вытянув ноги, затем вздохнул и повернулся лицом к Нуру. Из-за маски сложно было догадаться, о чём тот думает.