Достоверность в романе. Немного о речевых характеристиках персонажей
Давайте поговорим о достоверности. Вот вы читаете роман — и верите тому, что происходит на его страницах. Верите, даже если это фантастика, фэнтези, сказка — то есть что-то по определению недостоверное. Так почему же вы доверились ненастоящему?
Этому есть несколько причин, и вот некоторые из них:
1. Характеры героев психологически правдоподобны;
2. Герои ведут себя в соответствии со своими характерами. И развивается их личность тоже логично, а не по желанию левой пятки автора;
3. Речевые характеристики героев соответствуют их образам;
4. Мир, в котором обитают персонажи, продуман, в меру детализирован и не противоречит здравому смыслу.
Первые три пункта относятся к достоверности психологической, последний — к фактологической. Есть и другие аспекты, конечно, но эти оказываются на виду сразу же.
Если в вашей книге об условном Средневековье деревенские жители одеваются в бархат и разговаривают, как образованные аристократы, — минус сто очков к достоверности мгновенно. Если персонаж описан, как мистер Дарси, но вдруг он начинает себя вести как Ретт Батлер — опять минус сто.
Недавно я пыталась прочитать один роман, польстившись на восторженные отзывы, и первые его страницы, надо сказать, не разочаровали. Автор рисовал мир условной Великобритании 19 века, в слоге и стиле присутствовал дух Джейн Остин, сестер Бронте и прочих классиков, это создавало атмосферу, погружало в образ Старой Доброй Англии и вовсю работало на достоверность. Дальше автор перешел на героиню — попаданку в этот мир. И тоже поначалу все было красиво: образ пожилой женщины, воспитанной и прожившей большую часть в советские времена, вполне складывался и выглядел очень настоящим. Я верила этой старой мудрой женщине, окончившей консерваторию… пока она не произнесла: «Так, стопэ».
«Что? — поперхнулась я. — Какое «стопэ» в устах пожилой консерваторки?»
Потом консерваторка попала в «аварию» (в карете с лошадьми), потом «офигела», потом решила, что ей «лайтово», потом справилась с «ситуёвиной», потом поняла, что окружающие в «ахуе»…
В общем, в этом самом «ахуе» очень быстро оказалась я. Потому что вся прекрасная атмосфера, все очарование романа, вся старательно создаваемая достоверность происходящего полетели в тартарары от того, что автор вложил в уста советской пенсионерки молодежный сленг.
Если бы героиней была молодая попаданка, ну или хотя бы женщина до… скажем, пятидесяти пяти, со средним образованием, с простой жизнью — тогда да, сколько угодно! Это не разрушило бы достоверность. Но автор сначала нарисовал утонченную пожилую женщину, которая хоть и не пренебрегает современными книгами и фильмами, душой все же принадлежит тому, прошлому миру, миру классической музыки, спокойных манер, высшего образования и советского воспитания, а затем взял и замалевал созданный образ несколькими неуместными мазками-фразами.
Дальше все пошло в том же духе. То куски с неплохой исторической проработкой деталей, то внезапные «снеги на голову», потому что автору нужно было повернуть сюжет именно так. Скажем, момент, когда девушка впадает в кому, а ее сестра вместо того, чтобы остаться ухаживать за больной (как поступила бы на ее месте настоящая «достоверная» сестра), бросает ее и уезжает, ну, типа, тут слуги присмотрят. Видно, что этот момент шит грубейшими нитками, ибо автору потребовалось, чтобы героиня осталась одна. И так далее, и тому подобное. Читать это, к сожалению, стало уже невозможно.
При этом другая книга (другого автора) про попаданку, где был и сленг, и некоторые вольности по стилю, читалась влет, и атмосфера купеческой Москвы того же 19 века не была нарушена. Потому что речевые и психологические характеристики персонажей строго соответствовали этим самым персонажам, их характеры развивались согласно логике повествования, а детали быта того времени были отражены автором соответствующими лексемами.
И знаете что обидно? Что у этой второй книги просмотров меньше, чем у первой. Хотя лихостью сюжета она не просто не уступает, а превосходит ее во много раз.
