Леди из будущего. Приглашение на казнь

Он стонал, вздрагивал. Тело рвалось в бой. Руки до боли сжимали рукоять меча. Пот заливал лицо. Сквозь багровую пелену проступил лик умиравшего командующего:

— Герард, отдай ей моё кольцо… Слышишь, только ей… Пусть… — замолк. Навсегда.

Он знал о ком идёт речь. Он выполнит последний наказ воина и друга.

Рванувшись на ложе, попал в сети расставленных девичьих рук. Успокаивающий нежный голос убаюкивал. Лёгкие поглаживания по лицу приносили облегчение исстрадавшейся душе.

Наташа плакала, прижав его голову к себе, зарывшись губами в его волосы, поглаживая лицо. Он звал Бруно. Разговаривал с ним.

Бруно… Перед глазами возникло его улыбающееся лицо, ласковые прикосновения тёплых губ, искрящиеся счастьем глаза. Слова: «Моя красавица…»

Боль потери не давала вздохнуть, сжав тисками горло. Сдавленный всхлип прорвался сквозь сомкнутые уста.

Бруно… Не любимый и не любовник. Друг. Единственный, надёжный и так неожиданно и коварно отнятый.

Поправив на подушке ногу Герарда и сбившееся одеяло, Наташа тихонько сползла с кровати. На ходу расплетая растрепавшуюся косу, вышла, неслышно прикрыв за собою дверь.

Проходя мимо гостевых комнат, прислушалась. Тихо. Гости отдыхают.

По запахам, разносящимся из кухни, стало понятно, что дело идёт к обеду. Мрачное непривычное безмолвие в замке тяготило. Траур. На секунду послышалось, что откуда-то пробиваются звуки рожка и смеха. Не может быть. Показалось.

В своей комнате нашла поднос с едой. В умывальне — свежую колодезную воду. Из карманного зеркальца на неё глянула зарёванная взлохмаченная девчонка с синяками под глазами и распухшим носом. Лучше бы не смотрела.

Приведя себя в порядок, и наспех перекусив, направилась в левое крыло к Кристофу.

Кейти испуганно вскочила и заспанными очами уставилась на госпожу. Громко выдохнула, узнав. Перед глазами всплыл её кулак. 

— Хм, — подняла Наташа брови, ухмыляясь, — я что-то тебе обещала за паническое настроение? — Придвинулась к паникёрше, ухватив её пальцами за шею сзади, наклонила. — Что с тобой сделать? У меня чуть сердце не остановилось от страха.

Грозное шипение госпожи не предвещало ничего хорошего: 

— Ай-яй, — заныла девчонка, хватаясь за её руку, — я как увидела его, так и подумала, что мёртвый. Какое счастье, что обозналась. Больше так не буду делать! 

— Ладно, на первый раз прощаю, — заняла её место Наташа, пробуя лоб раненого. Горячий. — Просыпался? 

— Ненадолго. Попросил пить, спросил, где он, что с отрядом, все ли вернулись, жив ли хозяин и снова уснул. 

— Вода кипячёная? — одобрительно кивнула в ответ на утвердительный жест девочки.

Откинув край одеяла, махнула ей, чтобы подала свежие бинты.

Воспалённая рана выглядела, как и следовало ей выглядеть. Подсохшие края вспухли. Убедившись, что гноя и подозрительных выделений нет, обработала вином, вновь вспомнив о самогонном аппарате. После высыхания наложила повязку.

Кристоф открыл глаза. Вздрогнул, собираясь вскочить, но был возвращён назад: 

— Даже не пытайся, — она улыбнулась.

Он скосил глаза на складки одеяла на ногах, облизал потрескавшиеся губы: 

— Отрезали? 

— Что за глупости, — поняла, о чём речь, — лечить будем. Не помнишь? Ночью с Ланзо латали тебя. — Провела ладонью по его спутавшимся волосам.

Зашивали? — наморщил лоб. Всё смешалось: бой, боль, бешеная скачка по ночному лесу, скрип ворот. Снова боль, страх, длинный блестящий шип в руках госпожи. Опять боль. Провал. 

— Кейти, он не должен оставаться один. Ко мне можешь не приходить. Его нужно обтирать влажным полотенцем. Проветривай комнату. 

— Хозяин запрещает открывать окна.

Наташа вскочила на подоконник, осторожно пробуя защёлки на рамах. Поддались с трудом, но открыть удалось. Сделав небольшую щель, оглянулась в поисках упора. Ничего лучшего не нашлось, как кинуть на подоконник маленькую подушку. Стать виновницей разбитого окна не хотелось. 

— Покормишь брата супом. Если откажется, выльешь на голову и позовёшь меня. Будем смеяться над ним, — строго глянула на Кристофа, открывшего рот для протеста.

Сестра хихикнула, а парень, моргнув, захлопнул рот. Знал, так и будет. Если бы не жар, его красные щёки выдали бы смущение. 

— Пить можно, сколько хочется, — уловив взгляд на кувшине с вином, посчитала нужным уточнить: — Воды или кисленького морса. Кейти, слышишь? 

— Поняла. Пить давать воду или морс, суп вылить на голову. 

— Всё верно, — помахала Кристофу рукой. Улыбнулась: — Буду навещать тебя.

Поднявшись на третий этаж, застыла у ограждения на лестничной площадке, глядя вниз. Куда теперь? Позже нужно заглянуть к портнихе и забрать юбку-брюки, выбрать ткани на платья. А свадебное платье? Если в замке траур, возможно, свадьбу отменят? Две свадьбы. Нужно заглянуть к Ирмгарду. Спит после тревожной ночи или ещё не ложился? Фрося. Давно не виделись. Вздохнула.

Графиня бодрствовала. В чёрном платье, она сидела у окна, перебирая брояницу. Взглянув на Наташу, встала, делая реверанс. Вот так. Девка удостоилась чести. 

— Что нового? — девушка села на скамью напротив, всматриваясь в лицо монашки. 

— Отец Готтолд спрашивал, почему тебя нет на утренней молитве.

Графиня онемела. Отец Готтолд? Что за чёрт? Прибывший с итальянками священник? 

— Итальянки были? 

— Были.

Госпожа мысленно поставила плюсик. Выделяться среди всех и демонстрировать открыто своё неверие нельзя. Обязательно нужно посетить вечернюю молитву. С завтрашнего дня стать примерной и богобоязненной. М-да, пригнал же чёрт этого священника. И он уже интересуется её скромной персоной. 

— Как тебе показались итальянские гости? — испытующе заглянула в лицо венгерки. На её откровенность особо не рассчитывала. Юфрозина умела скрывать чувства. 

— Посмотрим, — пожала плечами монашка. 

— Тебя уже представили им? 

— Вице-граф был на утренней молитве. Представил. 

— А лекаря видела?

Кивнула утвердительно:

— Была у раненых. Сейчас снова пойду помогать. 

— И я с тобой, — хотелось взглянуть на докторишку. Её первое впечатление о человеке обычно становилось последним.

***

Для раненых была обустроена большая комната на первом этаже в левом крыле. Сбитые деревянные короба, покрытые тюфяками, набитыми соломой, застеленными серым грубым холстом, с успехом заменяли кровати. По всей вероятности, эта комната изначально была задумана под лазарет.

Женщины, с кубками и кувшинами, сновали от одного раненого к другому, предлагая питьё. Франц лавировал между ними, выполняя просьбы раненых. Перевязанные головы, руки, ноги, тела. Всё выглядело, как на старинной картинке про войну. Серость, унылость, боль.

У входной двери за узким длинным столом, склонившись к ране на вытянутой руке скептически улыбающегося немолодого воина, мужчина бравого вида бурчал под нос по-итальянски:

— Nessuno è tanto vecchio da non credere di poter vivere ancora un anno.

Наташа прислушалась: «Никто не стар настолько, чтобы не мечтать прожить еще один год». Да лекарь, оказывается, философ!

Он не сразу обратил внимание на подошедших женщин. Когда же отвлёкся и поднял глаза, столкнулся с взглядом ярких зелёных глаз. Бегло глянув на нос обладательницы чудных очей, опустил глаза на синяки и порез на шее. Был ли он в курсе случившегося с девушкой, она так и не поняла. Выйдя из-за стола, мужчина прикоснулся к руке Юфрозины, затем Наташи: 

— Смею предположить, что вы и есть графиня Вэлэри фон Россен, — не торопился он вернуть руку её владелице. — Я личный лекарь семейства ди Терзи — Элмо Касимиро, — отпустил наконец-то.

Мужчина оказался невысоким, худощавым, с подвижной мимикой. Лет сорока — сорока пяти. Густые седые волнистые волосы связаны кожаным шнурком в длинный хвост. Блёклые глаза цвета выцветшего голубого шёлка, смотрели на иноземок с интересом, замешанным на любопытстве. 

Уставился на Наташу прищуренным взором: