Реквием по любви

— Моя малышка! — ворковала женщина над колыбелью своей дочери, нежно теребя ее розовые щечки. — Моя красавица!

— Жизнь моя!

От неожиданности она вздрогнула. Схватилась за сердце.

Немного погодя лучезарно улыбнулась.

— Лиза, у твоего отца нет ни стыда, ни совести! — с ложным возмущением обратилась к дочери. — Клянусь! Как ему не стыдно за нами подглядывать?

— Это не единственный мой грех! — хрипло отозвался мужчина.

— Па-па-пап! — бессвязно залепетала маленькая Лиза.

— Уже узнает тебя! — обиженно надула губки ее мать. — «Мама» еще ни разу не говорила!

Мужчина уверенным движением взял на руки дочь.

Прижал к своей груди.

— Будь сильной, кнопка! — велел строго. — Никогда не сдавайся!

— У нее твои глаза.

— Нет. Мой взгляд. Глаза – твои.

— Неправда.

— Тогда почему я в них тону и не хочу выбираться? — Он осторожно вернул ребенка обратно в кроватку. — Ты не ответишь мне на этот вопрос, Марина?

Она тяжело задышала, еле сдерживая свои страстные порывы.

— Я скорее умру, чем дам тебе выплыть!

— Чертовка! — прохрипел в ответ мужчина. — Иди ко мне!

С невероятной грацией она двинулась навстречу мужу, безропотно подчиняясь его воле.

— Подожди секунду. У меня кое-что есть для тебя.

Он вышел из комнаты, а когда вернулся, держал в руках синюю бархатную коробку размером с книгу.

— Что это?

— Открой! — усмехнулся.

Женщина застыла с изумлением на лице.

— Ты с ума сошел? Оно стоит целое состояние. На эти деньги город купить можно!

— Не преувеличивай. Ты достойна лучшего.

— Что-то не так. Ты что-то недоговариваешь...

— На обратной стороне гравировка. Это шифр. Если со мной что-то произойдет...

— Нет!

— Если со мной что-то произойдет, — с нажимом повторил он, повышая голос, — воспользуйся им правильно.

— Что случилось?

— Ты, Марина. В моей жизни случилась ты!

— Мама! — раздосадованно простонала Лиза, распахивая опухшие от слез веки. Казалось, голова от боли вот-вот расколется на части.

Вновь зажмурилась, прокручивая в памяти все события сегодняшнего дня.

Как бы ни было страшно и больно, она должна выстоять. Такой ее хотели видеть родители. Сильной. Прислушавшись к своим ощущениям, она поняла, что кто-то крепко обнимает ее со спины.

— Как ты? — услышала голос подруги. — Не притворяйся. Знаю, что не спишь.

— Сонечка, — Лиза резко развернулась и обняла ее в ответ. — Прости...

— Глупости, Рыжик! Это ты нас прости!

— Вы – моя семья. Я люблю вас. Я не должна была так думать.

— Дай расцелую свою красавицу! — Алмазова, смеясь, поцеловала Лизу в обе щеки. — Говорят, ты Решетникова сама приложила? Горжусь!

Со слезами на глазах Карпова улыбнулась.

— Плохой опыт – тоже опыт.

— Узнаю рассудительную подругу.

— Лишь бы Дима глупостей не наделал...

— Кстати говоря, не зря его Борзым кличут! То как глыба ледяная холоден. А то как вулкан. Того и гляди пар из ушей пойдет. Еле успокоился!

— Да. Он такой.

Алмазова тяжело вздохнула:

— Тебе мама снилась? Ты звала ее…

— Родители. Только это был не сон. Мои детские воспоминания. Очень ранние. И я вижу их уже не впервые. Как бы мне хотелось... хоть разочек, хотя бы во сне... увидеть лицо отца. Но я почему-то не вижу его. Лишь силуэт. И тот размытый.

— Милая! — простонала Соня, прижимая ее к себе. — Все хорошо!

Лиза кивнула, испытывая огромную благодарность за то, что Соня всегда рядом, в трудную минуту. Она и...

— А где Андрей?

— Они с Соколовским уехали искать доказательства его невиновности.

— Что? Не нужны мне никакие доказательства. Я безгранично верю ему. И хочу извиниться.

— Ты – да. Похомов – нет. Это его условия.

— Тогда нам нужно с ним поговорить, — спокойно отозвалась Карпова, перекатываясь к краю кровати. — И прямо сейчас.

***

Тишина. Мнимый покой. Похомов откинулся на одном из мягких кресел, выполненных в стиле барокко. Да, Гордеев знал толк в мебели. Либо не поскупился на дизайнера. Дмитрий сидел в гостиной в полном одиночестве и ждал. Отрешенно крутил в руке бокал со спиртным. Хозяин дома, несмотря на недавнюю стычку, любезно предложил ему выпивку. А после удалился в свой кабинет, ссылаясь на очень важные дела. Он был поразительно проницательным. Понял, что именно нужно сейчас Похомову. Одному побыть. Подумать. Все взвесить. В очередной раз взглянув на содержимое бокала, он поставил его на ближайший журнальный стол. Даже не пригубил. Трезвый разум сейчас нужен был. Прикрыл глаза.

Позволил воспоминаниям просочиться сквозь жесткий занавес самоконтроля.

— Ты смог бы убить? — спросил его однажды Егор.

Дмитрий опешил тогда от такого вопроса.

— Не знаю. Отец говорит, что, хоть раз шагнув за грань, обратно прежним человеком не вернешься. Не хочу проверять это опытным путем.

— Смог бы, — тихо вынес вердикт друг. — Я почти уверен.

— С х*ра ли? — начинал заводиться Похомов.

Егор лишь рассмеялся:

— Мы слишком похожи, брат. Но ты более рассудителен. Самоуверен. Силен. Поэтому я иду за тобой. Убью за тебя. Даже сдохну, если придется. И знаю, что ты поступишь точно так же. Но, Диман... я не хотел бы, чтобы ты так поступал! Потому что твой отец прав...

Тихо щелкнул дверной замок, вырывая его из прошлого. Борзый мгновенно распахнул веки. Рядом стоял Гордеев. Хозяин дома очень странно посмотрел на него, после чего присел в кресло напротив. Дмитрий знал этот взгляд.

Противник признавал его превосходство.

— Выглядишь так, словно тебе неловко, Гордей.

— Ты меня раздражаешь, — недовольно буркнул Алексей, сканируя его взглядом.

Дмитрий фыркнул, передернув плечами. Торс оголился от движения, так как халат Андрея был ему маловат. Но сейчас было плевать на такие мелочи.

— Тоже мне новость.

— Бл*дь, ты без зазрения совести лишил меня секса!

— Секс – не жизнь. Наверстаешь с лихвой.

— Себе ты так же говорил? Судя по одежде, них*ра!

— Это было больше нужно ей, чем мне.

Гордеев запнулся. Его раздражение пошло на спад.

— Как она?

Дмитрий сжал челюсти, да так сильно, что мышцы судорогой свело.

— Не сломалась, и на том спасибо.

— Мне жаль.

Похомов слегка кивнул в знак благодарности.

— Что делать будешь? — осторожно поинтересовался мужчина. — Как поступишь?

— Накажу ублюдка.

— Накажешь или приговоришь?

— Тебя это должно волновать в последнюю гребаную очередь, Гордей. В чем дело?

Сталь в его голосе могла напугать кого угодно, но Алексей крепким орешком был. Отчасти за это его сам Борзый и уважал.

— Не руби сгоряча. Сейчас Макар силен как никогда. Союзников нарыл х*рову тучу!

— Да клал я на Макара... с прибором. Меня куда больше Толя заботит.

— Твою мать, Похомов! — не выдержал Гордеев. — Ты всегда такой непрошибаемый?

— Уймись, — процедил сквозь зубы Дмитрий. — Твой гнев на меня как цепная реакция действует. Неужели не видишь?

— Извини.

Повисло тягостное молчание, нарушаемое лишь их тяжелым дыханием да тиканьем старинных часов в углу комнаты.

— Я не оставлю это просто так, — произнес наконец он. Голос звучал мягко, но обещал очень жесткую расправу. — Решето кровью своей умоется.

Алексей чертыхнулся. Лицо стало суровым.

— Тебе ведь не нужно напоминать, что Толя для Макара не козел отпущения. Он – его правая рука! И приемный сын как-никак! В свое время он мальца от детдома спас. Теперь Решето Зарутскому как пес предан.

— Верно, напоминать не нужно.

— Ты Толю кровью умоешь, а Макар... весь город!

— Кишка у него тонка. А тебе вообще беспокоиться не о чем.

— Не о чем? — Гордеев вскочил на ноги и принялся нервно мерить шагами комнату. — Ты своими действиями поставишь под удар Лизу. А ее прикроют собой Андрей и Соня! Так что извини, но мне есть о чем беспокоиться.