Миллиард секунд

Ева тянет меня в сторону этого самого кафе. Сначала недоверчиво посмотрела на вывеску сверкающими от предвкушения глазами, затем быстро вылезла из машины и долго ждала, пока я покурю. Специально сигарету достал, чтобы ее немного подразнить. А она чуть ли не прыгала на месте от нетерпения.

Ладно, не такой уж я изверг, всего одну затяжку сделал, потом выкинул сигарету прочь и пошел вместе с довольной Евой в кафе.

– Можно я блинчики с маком закажу? – слышу вопрос и снова натыкаюсь на ее блестящий взгляд.

– Конечно. Что хочешь, то и  бери, только без фанатиз…

– Здравствуйте, что будете заказывать? – к нам подходит молоденькая официантка. Неуверенно смотрит сначала на Еву, потом на меня. Уже более внимательно, сосредоточенно. Что, узнала? Не думала, что художники сюда заглядывают? Только глазки мне не строй, ладно?

– Мне, пожалуйста, блинчики с маком, с шоколадом, торт Прага, латте большой и пасту карбонара.

Сказать, что я охренел, – ничего не сказать. Без фанатизма, называется. В нее вообще столько влезет? А ей это можно? Доктор вроде что-то говорил о диете, даже листок давал с рекомендациями.

– Постойте, – торможу официантку. Она перестала записывать заказ и ждала, пока я достану телефон и открою фотографию с Евиной диетой. – А теперь смотри сюда, – протягиваю девчонке телефон. – Тебе ничего из этого нельзя, ты в курсе?

– Ну, я же «Марс» съела, и ничего со мной не случилось!

– За это тебе надо было по жопе надавать!

– Ну Олежа…

Ева произносит эти слова таким писклявым голоском, как когда-то Яна, когда хотела получить в подарок красивый браслет. Еще и смотрит так умоляюще, словно от этого зависит ее жизнь.

– Давай так, – стараюсь аккуратно донести до нее информацию, – сначала ты посидишь на диете, а потом мы обязательно сходим с тобой в «Шоколадницу» за твоими любимыми блинчиками. Договорились? А пока что, – поворачиваю голову к официантке, – принесите нам зеленый чай.

– Ты занудный, как типичный папаша! Иногда я рада, что у меня такого нет.

И почему-то эта фраза заставляет меня удивленно вскинуть на нее взгляд и не увидеть ни капли сожаления на ее лице. Хотя что она такого сказала? Всего лишь обозначила факт нашего не родства. В чем проблема?

Все просто. Я привык к этой девчонке. Привык к ее капризам, к ее пронзительным глазам, наглости. И к некой доле откровенности. К тому, что в один прекрасный день она показала не только отрицательные черты своего характера, но и положительные.

И мы вроде бы нашли общий язык, научились разговаривать на равных, даже мнения на некоторые вещи были одинаковы, но эти слова…

Они будто напомнили, кто мы друг другу на самом деле. Никто. Я все еще бесплодный мужчина, которого бросила любимая женщина, а она девочка-сиротка, от которой отказался весь мир…

– Ты че завис? – Ева щелкает пальцами перед моими глазами.

– Ничего, все в порядке.

– Если ты обиделся, сорян, просто…

– Я сказал, все в порядке.

И мы замолчали. Ева смотрела в окно на проходящих мимо людей, некоторым даже рожицы корчила, как маленькая девочка. А я…

Нет, не все со мной в порядке. За эти дни я успел позабыть о боли расставания, о мимолетной встрече с Яной около мастерской и о диагнозе. Я забыл обо всем, окунувшись в эту девчонку, о которой хотелось заботиться. Хотелось давать то, чего ей так не хватало. Как родитель своему чаду. Но мы никто друг другу. И в любой момент можем исчезнуть с горизонта.

– Ваш заказ, – девушка ставит перед нами чайник и две чашки. Если бы мне кто-то сказал, что я буду пить чай в «Шоколаднице», не поверил бы этому сумасшедшему.

Ева смотрит на чайник, как на паука в супе.

– Пей, – наливаю себе и ей прозрачно-зеленую жидкость.

– Не хочу! Он противный!

– Тогда в следующий раз не приду.

Ее глаза недобро сверкают, брови сходятся к переносице, однако через пару секунд она нехотя берет чашку, сжимает ее двумя ладонями и отпивает немного чая.

– Только попробуй не прийти! – ехидно смотрит на меня и допивает чашку залпом. Потом наливает новую порцию. Какая старательная. Знает же, что все равно приду, что не оставлю ее одну. – Девушка, – Ева подзывает официантку. – Принесите блинчики с маком.

Эй! То есть мои слова для нее вообще ничего не значат? А как же диета? Доктор четко сказал, что первое время надо диету соблюдать.

– Не смотри на меня так! – тут же сверкает золотистыми глазами она. – Доктор разрешил, – и показывает мне экран кнопочного телефона, где светится сообщение от врача, а точнее, одна фраза: «Разрешаю».

– Ты когда успела обменяться с ним номерами?

– Пока лежала в больнице. Он не такой мудак, как другие, и неподкупный, а еще…

– Ева!

– Ну ладно. Просто я раньше у него лечилась, вот он и согласился помочь.

Надо было тоже его номер взять, чтобы девчонка не смела меня обманывать. Ведь сейчас ей это очень выгодно. Сама же будет виновата, если в больницу попадет. А если не откачают? Если меня не окажется рядом? Кто там в этом богом забытом интернате о ней позаботится?

– Половину утаскиваю я.

– Хм… – она подняла глаза на меня. – Лады!

Так легко согласилась? А где же споры? Доказательство правоты? Колкие фразы о том, что делиться своим не любит?

И пока я задавался вопросами, на стол поставили тарелку с четырьмя половинками блинчиков с маковой начинкой, приправленными ванильно-шоколадным соусом. Она даже вилку с ножом не берет, хватает тремя пальцами блинчик, макает его в соус и в два укуса проглатывает. Затем еще один. И еще…

Так, стоп! Половина же моя!

– А ты рот не разевай! – Ева хлопает меня по ладони неиспачканной рукой и доедает последний блинчик. Вот зараза!

– Мы же договорились!

– Когда я разбогатею, то верну тебе должок, – произносит она довольно, едва прожевав.

– Заметано.

Смешная. Вся перепачканная шоколадным соусом. Пальцы, на губах пара капель осталась, а на тарелке выпавший мак. Маленькая проказница. Веселая, немного наглая, бойкая. Забавная. Пальцы облизывает, словно нигде больше такую вкусняшку не попробует.

– Знаешь, – Ева первая нарушает тишину, – несмотря на твое занудство, из тебя выйдет крутой папаша, – добавляет она довольно. Наверное, я бы поверил ее словам, если бы не диагноз.

– Это комплимент?

– Не похоже?

– Ну, не знаю. Возможно…

– А ты не сомневайся, – девчонка непринужденно улыбается. – Вот нарожаешь своих детей, и будешь счастливым.

Молчу о том, что физически мне не дано рожать, вряд у меня получится. Но комплимент все равно приятен, как ни крути.

– Спасибо, Ева. Надеюсь, тебе достанутся хорошие родители…

– Не достанутся, – отрезает она, недовольно сводя брови к переносице.

– Почему?

Молчит. Опускает взгляд на чашку, делает последний глоток и, отставив ее, снова смотрит на меня.

– Таких взрослых уже никто не удочеряет. И еще...

– Что? – так же внимательно смотрю в медовые глаза, стараясь не нарушить зрительный контакт. Кажется, если отведу взгляд – разорву ту нить, по которой течет доверие. Ее ко мне.

– Кому нужен неадекватный ребенок с больным сердцем? Тем более мне скоро восемнадцать.

– Скоро – это когда?

– В конце лета.

Чтобы вы понимали, на дворе конец февраля. И для меня это совсем не скоро.

– Это нескоро.

– Вот только не говори, что хочешь меня удочерить.

В этот момент в голове что-то щелкает. Резко. Знаете, как в мультиках загорается лампочка в голове, так и у меня будто бы загорелась. Может, как раз она щелкнула, но это никакого значения не имеет. Совсем.

Потому что внезапная мысль заслонила собой этот малозначительный факт…

Может, правда хочу удочерить? Может, желаю, чтобы эта девочка перестала терпеть нападки ровесников и работников интерната? Может, хочу помочь ей выбраться из этого мира и показать, что существуют светлые краски. Позитивные. Яркие. Что не все продается и покупается, что не все прогнозируется в черном цвете.

Она может обманывать кого угодно, говорить, что ей это не надо, и что после той истории с опекой она никому не нужна. Ложь. Мне нужна. Ведь мы спасали друг друга последние недели. Почему бы не продлить это? Почему не стать отцом и дочерью?