Ведьма. Пробуждение

Громко хлопать дверью Данила не стал. А я после его ухода задалась вопросом, не погорячилась ли, выгнав так быстро и узнав так мало. Все же прав Волхов, нужно мне как-то лучше своими эмоциями управлять учиться. Но чего уж, не бежать же за ведьмаком. И вот, кстати, Егор-то мне ничего про защитные свойства дома не упоминал. Хотя сколько мы там по факту говорили.

Некоторое время смотрела на конверт с деньгами, потом вздохнула, смиряясь с неизбежным, и вытащила одну пятитысячную купюру. Это мне на переезд. И не насовсем, а взаймы.

Вернулась в комнату и застала Альку уже опять в образе французской кинозвезды миниатюрного размера. Сидел он смирно, как статуэтка из фарфора, на моей тумбочке и пялился на Светку.

Я к ней сунулась, проверила лоб и внимательно всмотрелась в лицо. Жара нет, и вообще выглядит вполне себе как обычно, просто спящей. Надеюсь, все обойдется без последствий. Надо еще остальных наших соседей убедить не болтануть чего ее Димке. Понятно, что мужская солидарность и все такое, но она же не нарочно. Этот ведьмак-блудня все виноват, что бы он там ни заливал в стиле «сучка не всхочет – кобель не вскочит». 

– Ушел-то этот ащеул блудоумный? – шепотом спросил мой слуга.

– Кто? – Ну и лексикончик. Надо прям за ним записывать, повышать свою ругательную грамотность. – А, ушел, да.

– Хорошо. Неча такого балохвоста приваживать, хозяйка. Добра тебе с того не будет. Он божедурью да коломесом только прикидывается, на самом деле у-у-у-у какой шинора хитрющий!

Это я так-то уже и сама поняла. Не сами слова, а общий их смысл, характеризующий и так уже составленный мною образ ведьмака.

– Альк, давай-ка ты ко мне с советами не будешь лезть, пока сама не спрошу! – строго нахмурилась я. – Ты шуруй, собирайся, поедем все же дом Рогнеды смотреть.

– Твой это дом, хозяйка, и чего его попусту смотреть? Вещи собирай, да поехали с концами.

– Алька!

– Молчу-молчу! – Он стек с тумбочки и полез под кровать. Выволок оттуда здоровенную такую торбу, что когда-то наверняка была покрыта яркой вышивкой и оторочена прикольной бахромой, но мало того, что потускнела от времени, так еще и пыли с паутиной он на нее море насобирал.

– Это чего ты с собой таскаешь? – удивилась я.

– Так все свое же, хозяйка.

– И как ты только это в квартиру пронес так, что никто не заметил?

– А я если показаться нарочно не хочу, меня никто, кроме тебя, видеть и не может.

– Да ты и от меня запросто прятался.

– Это только пока ты меня своим не признала. Теперь-то все, мне от твоих очей нигде не скрыться. Так эта… чего берем-то с собой, хозяйка?

Я огляделась. А чего возьмешь? Все первой необходимости, типа кошелька и телефона, утонуло, а что еще брать-то?

– Да ничего, кроме денег на проезд. Ты своим ходом, или тебя таскать надо?

– Что ты, я же тебе не обуза, хозяйка, а слуга. Но зря вещички-то не берешь. Охота оно тебе сто раз туда-сюда мотаться. Дом-то у нас там справный, все есть.

На мои прежние доходы такси вызывать мне через приложения не приходилось, все больше пешочком и на общественном транспорте. А теперь и вызвать не с чего. Соблазн взять и купить себе новый телефон возник, но я свои хотелки приструнила. Поймать такси просто на улице оказалось невыполнимой задачей. Ну не останавливался никто, все сплошь заняты. Только притормозил какой-то бородатый дядька на здоровенном джипе, но я сразу замотала головой, отскочила от дороги, и он поехал дальше не останавливаясь.

– На трамвай пошли, – вздохнув, сказала Альке и спросила, покосившись на его торбу, что была едва ли не выше него и уж точно шире. – Уверен, что помочь не надо?

В ответ слуга фыркнул, гордо задрал нос и, вскинув ношу на спину, потопал вперед, шлепая смешными, будто детскими, ботиночками по лужам. От моего дома до возможного нового жилища пришлось ехать с одной пересадкой и почти час. И на этот раз я нашла тот проулок-тупичок с ходу. А тем вечером же мимо сколько раз проскочила! Хотя вот же он, прям в глаза посреди улицы бросается, не пропустишь никак. Только вошла под арку, ведущую к двери, по коже вдруг разом и повсюду ударили сотни электрических колючек, подняв дыбом все волоски, и даже перед глазами замельтешила какая-то призрачная разноцветная мухва. Я передернулась всем телом, сглотнула ставшую горьковатой слюну, но пошла дальше.

К моему удивлению, тот самый причудливый серебряный ключ так и торчал в замочной скважине, да и дверь оказалась не заперта. Это что же, Волхов с напарницей не озадачились закрыть, или же это те их коллеги, что потом приходили, не заперли. Впрочем, в свете новых событий и знаний возникал вопрос, а были ли вообще тут эти их коллеги? Егор ясно дал понять, что проблемы индейцев шерифа не колышут. Ну померла там ведьма какая-то, и фиг бы с ней.

Я распахнула дверь и с опаской заглянула внутрь. Сейчас здесь было достаточно светло благодаря двум невысоким, но очень длинным окнам почти под высоченным потолком, и я заранее приготовилась увидеть все последствия позавчерашних событий. Но в помещении с идущими, оказывается, по кругу стенами, которое язык не поворачивался назвать прихожей, скорее уж, чванливым – холл, царила чистота. На полу никаких бурых луж или разводов, на стенах нет кровавых брызг и отпечатков, и даже огромный деревянный щит, в который влетел тогда Данила, висел на своем месте, и все устрашающие орудия на нем.

– Куда ж ты, хозяйка! – Алька взял и повис на моей ноге, которую подняла переступить порог. – Ох и беда мне с тобой, ничему не ученой!

– Что еще? – нахмурилась, глянув на него, закопошившегося в своей объемной торбе.

– Так ты же в дом сей первый раз хозяйкой входишь, – досадливо зыркнул он на меня снизу вверх. – Надо его тебя признавать научить.

– Это как?

– Кровью своей все косяки и рамы оконные напоить, – ответил он и вытащил из недр сумки немаленький такой нож.

– Чего?!!

– Вот! – протянул он мне. – Режь и вот тама обмацай, где, значится, знаки вырезанные.

Знаки действительно были, я не сильна в таком, но, похоже, руны какие-то.

– А без этого экстрима никак? – скривилась я.

– Без кого?

– Без крови, говорю, никак?

– Никак не можно, хозяйка. Такой обычай и порядок заведен.

Затаив дыхание и зажмурившись, я резанула по раскрытой ладони. Боли в первый момент даже не было, только когда распахнула глаза и увидела выступившую ярко-красную текучую полосу, остро запекло, и я зашипела.

– Не мешкай и не лей попусту – мацай! – затопотал нетерпеливо на месте Алька.

– Надеюсь, я никакую фигню неизлечимую так не подхвачу, – пробурчала под нос, прикладывая ладонь к дверному косяку.

– Пошли-пошли! – тут же потянул меня слуга внутрь. – Поспешать надо.

Я переступила порог и пошатнулась. Такое чувство, что я врезалась в воздух внутри, как если бы он был твердой стеной, и даже вздохнуть было нечем. Но через мгновение окружающая плотность смягчилась или, скорее уж, потекла, причем не снаружи, а сквозь меня. Эффект тот еще, когда ощущаешь, как через каждую твою мышцу завибрировавшую, кость и орган, включая мозг, который будто взболтали, пронесся поток сухого песка, где у каждой песчинки сто тысяч острых режущих граней. Хорошо хоть кончилось все так же стремительно, как и нахлынуло, но ощущала я себя все еще как пыльным мешком по голове ударенной и заодно изрезанной под кожей в мельчайшую кашу. Так что просто подчинилась понуканиям Альки, что внезапно стал нормального человеческого роста, и пошла по дому, трогая окровавленной рукой все, на что он указывал. Вверх по лестнице, потрогать косяк, десять шагов туда – опять потрогать, три сюда – снова руку прикладывай, к окну – и еще мажь, опять по лестнице, и так далее. На рассматривание интерьера сил пока не было. Под конец я плюхнулась обессиленно в глубокое кресло в странной огромной круглой комнате на третьем, кажется, этаже этой чуднОй квартиры и устало уставилась вверх, на потолок, что представлял собой стеклянный купол, состоящий из множества отдельных фрагментов, собранных воедино серебристыми рамами всевозможной изломанной формы и сходившихся в центре в один круг, чем-то напоминающий толстую линзу.