К тому моменту, когда я, пролетев по коридору, нахожу нужную дверь, бешеная звериная сила пульсирует в комнате так, что меня почти трясёт.

 Аяна, может быть, всё это и могла терпеть: она-то всю жизнь в городе живёт. Для неё кожнар – нечто вроде бешеного пса: надел поводок, и, если совсем озвереет, к ветеринару отведёшь.

 Но у меня взбесившийся кожнар вызывает одно желание: немедленно поднять отряд и готовиться к тому, что по всей базе будут летать куски плоти. Я его не боюсь, но отчётливо понимаю, насколько опасна такая тварь.

 Пока кровь у них кипит, они ещё могут с ней совладать, но если кожнар зарычал – значит, всё. Остаётся стрелять.

 Кожнар за дверью издаёт протяжный рёв…

 Я на мгновение останавливаюсь в сомнении: стоит ли вообще открывать? Если у него крышу сорвало…

 Оглядываюсь по сторонам, но ни в этом проклятом доме, ни у меня с собой в данный момент никакого оружия нет. Вся надежда на боевые печати, и я перебираю их в уме.

 Делаю глубокий вдох и вглядываюсь в знаки на двери. Хорошо, что печати, которые использовала Лорелей, мне хорошо знакомы. Их явно придумывала сестра.

 Итак, открываем дверь… Сразу же протягиваю руку вперёд, приготовившись чертить боевой знак, и... замираю.

 Кожнар на полу, на коленях. Руки сжаты в кулаки и так напряжены, что кажется, он вот-вот разорвёт протянувшуюся между запястьями цепь.

Кожнар скалит зубы, чтобы издать ещё один душераздирающий рык, и я вижу на его лице… боль.

 Опускаю глаза ниже. Печать пылает огнём.

 И какого аспида придумала моя сестра?!

 Догадаться, в чём проблема, не так уж трудно.

 Я быстро вычерчиваю в воздухе тот же знак, что изображён у него на груди.

 Кожнар издаёт протяжный усталый стон, и мне кажется, он вот- вот упадёт.

– Благодарю вас… Леди.

От последнего слова мурашки бегут по спине, и вовсе не потому, что у сидящего передо мной мужчины глубокий мягкий голос с возбуждающей хрипотцой. Просто такое чувство, что он бы это «леди» мне затолкал кое-куда… Впрочем, не привыкать.

 Быстро оглянувшись, затворяю за спиной дверь: нечего посторонним наблюдать.

– Не стоит, – оборачиваюсь к нему. – Я не знала, на что настроена печать.

 Я и сейчас не знаю этого до конца. Время? Расстояние? Ещё что-нибудь?

 Вариантов множество. Аяна могла, например, сделать так, что печать будет срабатывать каждый раз, когда он мысленно произнесёт это своё «Жахар ана-а-ра-йра».

 Делаю глубокий вдох, оглядываюсь по сторонам. Мебели не густо, и комната не велика: Лорелей, очевидно, решила оставить нюансы содержания кожнара на меня.

 Присаживаюсь на узкую кровать, которая почемуто стоит в самом тёмном углу. Явно не годится для такого здорового мужика.

 Выжидающе смотрю на кожнара. 

 Кожнар смотрит на меня.

 На вид ему не больше двадцати восьми – немножко старше меня. Если вспомнить, что кожнары становятся бойцами с четырнадцати-шестнадцати лет, то можно предположить, что у этого уже был свой отряд. Не-бойцов кожнаров, насколько мне известно, нет. Ремёслами у них занимаются немощные, женщины и старики. Этого немощным явно не назвать.

– Тебя захватили в бою, – предполагаю я вслух.

 В глазах кожнара мелькает яростный огонёк, но он и не думает отвечать. Конечно, как ещё? А у меня нет ни инструментов, ни желания чтобы его пытать. 

– Послушай, – сделав паузу, продолжаю я. – Я действительно не знала, на что настроена печать. Как у тебя, у меня нет никаких оснований тебе доверять. И всё-таки мы не на войне. Между нашими народами заключён мир.

 Его глаза вспыхивают от удивления.

 Т-так… А вот этого, я, кажется, не учла.

– Сколько лет ты уже здесь? – с подозрением спрашиваю я.

 Кожнар колеблется, но после долгой паузы отвечает:

 – Два.

 – Два, – повторяю я. Лучше, чем я подумала только что. Но мир всё-таки подписали, когда он уже находился здесь. И, значит, кожнар, по законам обоих народов, раб.

  Рука невольно тянется к нему, чтобы успокаивающе погладить его по волосам.

 Да какого аспида?! А они наших девчонок гладят по волосам или по чему-то ещё? Сколько пленниц захватили эти гады? И пока что не собираются возвращать!

  Поджимаю губы и выпрямляюсь.

– Ну, вот что: если не хочешь знакомиться со мной, я познакомлюсь с тобой сама. Как я уже сказала, я – Эгле из дома Кобры, магистр боевой магии второго ранга, капитан семнадцатого восточного патруля. – Закатываю рукав и наклоняюсь ближе к нему, чтобы показать засечки на левом предплечье, девять штук. В глазах кожнара сверкает яростный огонь. – Ты знаешь, как их прочитать, – со спокойной улыбкой продолжаю я. – На моём счету девять форпостов. Назад не отбито не одного.

– Что же ты делаешь здесь… капитан? – склонив голову, он исподлобья с усмешкой смотрит на меня.

  Поднимаю бровь.

 – Владею тобой.

  Знаю, что играю с огнём, но с этими тварями иначе нельзя. Кожнары понимают силу. Только силу, и больше ничего.

 Заяр продолжает сверкать глазами, но я спокойна. Подумываю о том, чтобы избавить его от наручников. Решение три в одном: во-первых – акт доверия, во-вторых – у него красные следы на руках, и мне больно на них смотреть. И, в-третьих, если выпендрится – будет повод его заломать.

– Я освобожу тебе руки, – говорю вслух, –если ты ответишь на несколько моих вопросов.

 Кожнар долго думает. Я разглядываю его лицо, чёрные пряди слипшихся волос.

 По сравнению с нашими мужчинами он некрасив. У него нет тонкого длинного носа и бледных нежных губ, светлых глаз и пушистых мягких ресниц… Его ресницы выглядят жёсткими. Они густые и чёрные, как смоль. Ещё у него крупные губы и довольно широкий нос. И всё же на кожнара хочется смотреть. Приблизиться. Вдохнуть исходящий от обнажённого тела терпкий аромат…

Так… Поспешно отодвигаюсь назад.

Кожнар, наконец, кивает.

Облегчённо вздохнув, отстёгиваю от пояса связку ключей, которую дала мне Лорелей.

 Кожнар протягивает ко мне скованные руки, и я вставляю ключ в замок.