Твоя сестричка

— Ну как тебе школа? Уже познакомилась с кем-то? — спросил Костя вечером.

Он вернулся поздно и долго извинялся, что ему пришлось настолько задержаться на работе. 

Будто мне было не все равно.

Он написал еще в семь предупреждая, что задержится («Не волнуйся, Маша», — ха! Будто я собиралась волноваться), и упомянул, чтобы я спокойно ужинала без него.

Будто я собиралась ждать.

Но все же так и не поужинала. Не из-за Кости, просто когда я начинаю серьезно заниматься, мне становится не до еды. И время ужимается. Только прорешала десяток задач — а уже почти ночь, и все остальное делать некогда.

— Ты знаешь, вообще-то, да, познакомилась, — ответила я, — с сумасшедшей девушкой, которая видела меня во сне.

Понятия не имею, зачем это сказала. Может, на тот случай, если Полина все-таки окажется маньячкой, и я вдруг пропаду, хоть кто-то будет знать, в каком направлении надо копать.

— Шутишь? — спросил он, подняв брови.

— У меня нет чувства юмора, — ответила я, но таким тоном, что можно было понять, что теперь-то я уж точно шучу. Чтобы не развивать тему, я предложила: — Давай пельмени сварим? Умираю, хочу есть! — и тут же полезла за ними в морозилку.

— Ты так и не ужинала? — Костя посмотрел на часы. — Не надо было меня ждать...

Что у этого человека в голове? Он думает, весь мир вокруг него вертится? У меня, что, нет других причин пропустить ужин, кроме как в ожидании его сиятельного великолепия? Наверное, привык, что вокруг одни его обожатели, как сегодня в школе, Мария Семеновна и другие учителя, все расхваливали его на разные лады. Противно было слушать. По моему опыту, так обычно хвалят не тех, кто этого заслуживает, а тех, кто великолепно имитирует благообразность.

«Так что, Костя, — подумала я, внимательно посмотрев на него, — будем ждать, на чем ты проколешься...»

***

Неделя выдалась удачная. У Кости случился какой-то аврал на работе, и он приходил по вечерам, вымотанный, и почти сразу ложился спать. Может, на счет работы он и врал, не знаю, может, он проводил вечера со своей Дианой — но мне какое дело? Так было даже лучше. 

Мы с ним виделись по утрам, и каждый день он подвозил меня в школу — бесполезно было протестовать, да и я быстро привыкла, так было быстрее и проще. После школы я спешила домой так, будто куда-то опаздывала, но обычно первый час или даже два после прихода просто залипала в интернете. Потом у меня появлялись какие-то силы, и я садилась заниматься. Вечером я снова делала перерыв на интернет и заодно ужинала, а затем возвращалась к учебникам. Иногда интернет меня засасывал прямо в процессе учебы. Я смотрела много видео, в которых за десять минут материал объясняли лучше, чем за целый урок в школе, и так увлекалась, что временами меня уносило в какие-то дебри. Я могла очнуться спустя час и понять, к примеру, что смотрю лекцию по технической механике, в которой все равно почти ничего не понимаю (просто лектор занятный), и которая мне совершенно не нужна. Но это была уютная рутина. Она давала ощущение стабильности.

Когда у меня уже слипались глаза, возвращался Костя. Он тихонько стучался ко мне и спрашивал: «Не спишь еще?», я обычно отвечала: «Уже», и он желал мне спокойной ночи, а потом я слушала, как он ходит, стараясь не шуметь, и делает что-то на кухне. 

Только в пятницу, окончательно измотанная за неделю, я уснула до его прихода, полулежа в кресле с телефоном в руке, наушниками в ушах и включенным светом. Когда я проснулась, у меня было ощущение, что я всего на секундочку закрыла глаза, однако вокруг царила темнота, телефон с аккуратно свернутыми наушниками лежал рядом на подоконнике, а я была укрыта пледом.

Надо запирать комнату на ночь.

Я перебралась на кровать и проспала до полудня. Кости уже не было. Правда, помнится, он говорил, что в субботу вернется рано, но я особо не прислушивалась. Еще он упоминал, что в воскресенье у него выходной и предложил провести его вместе с ним и с Дианой. «Можем, съездить в кино и погулять где-нибудь. Будет весело, вот увидишь», — уговаривал он. Но мне что-то не хотелось. Не собиралась я тратить свой выходной на глупости.

Субботу я решила посветить языкам. Выбор между испанским и немецким — это так сложно. Если бы у меня было больше времени, я хотела бы выучить оба. Почему нет? Я могла бы быть полиглотом. Как-то утром по дороге в школу я спросила у Кости, какой учил он (с намерением выбрать противоположный), но, оказалось, что в его время в школе был только английский. Однако, он сказал, что немного знает чешский, выученный благодаря тете, которая теперь жила в Праге. Только тогда я догадалась, что загадочные книги в одном из шкафов в гостиной как раз на чешском. Как-то я полистала их от скуки, но ничего не поняла.

Я написала Полине, с которой привыкла общаться за неделю (она даже пересела за мою парту, и, в общем, оказалась гораздо менее сумасшедшей, чем показалась в первый день), и спросила у нее совета по выбору языка. Ее ответ был незамедлительным: «Выбирай немецкий, как и я! Будем страдать вместе!» Не успела я обдумать это занимательное предложение, как она позвала меня гулять. Сказала даже, что может подъехать в мой район (она все еще думала, что я живу у черта на куличиках).

Я посмотрела на часы, время подходило к четырем. За целый день я так ничего полезного не сделала и чувствовала, что уже не сделаю. Скоро вернется Костя, и мне не хотелось торчать дома в ожидании встречи. Да и потом, всю неделю я просидела дома, никуда кроме школы не выходя, а ведь никогда не была завзятой домоседкой. 

Мы договорились встретиться около школы. Приятно было собираться, зная, что кто-то тебя ждет. Я почти забыла это чувство. 

Но как бы не хотела об этом думать, я скучала по Светке. Нельзя просто так взять и смыть пятилетнюю дружбу в унитаз. Пусть у нее и получилось, но я так не могу.

Вот что было печального в этой прогулке. Рядом со мной шла Полина, а не Света. И улицы были чужие, и дом, в который предстояло вернуться, не мой. 

Ноябрь перевалил за половину, темнело рано, но все еще было тепло. Зима где-то задерживалась. Мы шли в непроглядных осенних сумерках по длинному бульвару, и я не могла избавиться от ощущения, что меня не должно здесь быть. Меня вообще не должно быть, и если я вдруг исчезну, никто и не заметит. 

От осознания этой жуткой истины мне внезапно стало так страшно, что дыхание перехватило.

— Полин? — позвала я, перебивая ее рассказ о том, как тяжело ей дается немецкий, который она тоже начала учить только в этом году.

— Да? — серьезно отозвалась она, наверное, почувствовав тревожность моего тона.

— У тебя бывает такое, что ты боишься исчезнуть и раствориться без следа?

— Нет, — сказала Полина после минутного размышления, — я наоборот, боюсь, что от меня останется слишком много следов.

— Это каких? — заинтересовалась я.

— Всяких. Ну, например, все мои ужасные фотки и глупые комментарии в интернете, которые я писала на эмоциях. Ты ведь знаешь, что даже если их удалить, где-то на серверах они все равно сохраняться? Так вот я боюсь, что там уже скопилась целая летопись моего позора, и прямо вижу, как потомки будут смеяться надо мной до скончания веков.

— Ну да, это, конечно, жутко, — заметила я, — но если тебя уже не будет, то какая разница, смеется над тобой кто-то или нет?

— Встречный вопрос: если тебя вдруг не станет, то какая разница, вспомнит тебя кто-нибудь или нет?

Я попыталась найти аргументы против.

— Но я тебя вспомню, если что, — добавила Полина, — так что не волнуйся.

— Ладно, — сказала я, — тогда и я не буду смеяться над тобой вместе с потомками. Обещаю.

— Договорились, — и она протянула мне руку для пожатия.

Мы сидели в малюсенькой кофейне, так кстати попавшейся на пути, и согревались горячим кофе, когда пришло сообщение от Кости:

«Привет! Я уже дома, а ты где?»

«Очевидно, не дома», — хотела написать я, но побоялась, что Костя не оценит сарказма, поэтому ограничилась кратким: