Флоренция: Запретная Любовь
Солнечные лучи мягко заливали спальню Катарины, скользя по кружевным занавесям и старинной мебели. Но она уже давно не спала. Сердце билось быстрее обычного, словно предчувствуя значимость этого дня.
Сегодня они вновь увидятся…
— Джулия! — позвала она, поправляя растрепавшиеся за ночь волосы перед зеркалом.
Служанка тут же появилась в дверях.
— Да, синьорина?
— Помоги мне одеться. Сегодня важный день!
Джулия нахмурилась.
— Пожалуйста не забывайте, что нам нужно вернуться до обеда. В прошлый раз синьора Лукреция была очень недовольна…
— В прошлый раз она ничего не узнала, — перебила её Катарина.
Когда они спускались вниз, в холле послышались весёлые голоса и смех. Эмилио и синьор Бертолуччи Фаньер оживлённо беседовали, вспоминая молодость.
— Вот и моя доченька, — заметил Эмилио. Его глаза засияли тёплым светом, как всегда, когда он видел Катарину. — Куда-то собралась?
— Доброе утро, отец. Синьор Бертолуччи, — Катарина сделала изящный реверанс. — Рада встрече. Я собираюсь в кондитерскую с подругами.
— Эх, молодость… — с улыбкой отозвался Бертолуччи. Его доброжелательный взгляд задержался на ней. — Столько энергии! Нам бы сейчас хоть половину той пылкости, что есть у вас.
— Что вы, синьор, вам ещё рано говорить о старости, — Горячо заверила мужчину Катарина. — А теперь прошу простить, но я спешу.
— Прекрасное время жизни, — повторил Бертолуччи, провожая её взглядом. — Помнишь, Эмилио, как мы убегали в карнавальные ночи?
— Как забыть, — рассмеялся Эмилио. — Твои выходки до сих пор вспоминают во Флоренции, как страшный сон.
Катарина улыбнулась их разговору, шагая с Джулией к выходу.
Карета покачивалась на мостовой, гулко отдаваясь эхом между узкими каменными стенами. Город просыпался: где-то вдалеке церковные колокола возвестили о начале дня, воздух пах свежим хлебом и лёгким дымом из кузниц. Совсем близко мальчишка выкрикивал, предлагая перья для писем.
Пальцы Катерины нервно теребили шнуровку платья.
— Вы так волнуетесь, что оставите следы на ткани, — осторожно заметила служанка.
Катарина вздохнула, переведя на неё задумчивый взгляд.
— Джулия, а ты когда-нибудь думала о том, что будет завтра?
— Завтра? — переспросила Джулия, на мгновение задумавшись. — Для таких, как я, завтра —не то о чем стоит волноваться. Главное то, что сегодня.
— А я мечтаю, чтобы завтра было другим. — её взгляд устремился к окну.
— Не будьте столь нетерпеливы. — ответила Джулия с лёгкой улыбкой. — Уверена, вас ждет прекрасное будущее. Разве может быть иначе? Вы же сама синьора Де Бентивольо!
Не успела она ответить, как Карета остановилась, а сердце Катарины забилось сильнее.
Дверь открылась с тихим скрипом, и перед ней предстал Дамиано. Свет из окна очерчивал его фигуру, а взгляд, сначала строгий, вскоре смягчился.
— Синьор Дамиано, мы вновь встретились, — сказала она, склоняя голову в лёгком приветствии.
— Проходите, — коротко ответил он, отступая, чтобы дать ей войти.
***
С её приходом комната вдруг показалась ему теснее. Её присутствие заполнило всё пространство, что казалось неправильным. Опасным.
«Она не должна быть здесь,»— думал он. — «Я не должен был позволять себе такую слабость.»
Но каждый её взгляд, каждое слово было как свет, проникающий сквозь трещины в стенах, которые он так тщательно строил вокруг себя.
Прямо посреди комнаты стоял мольберт, на котором угадывались очертания фигуры.
— Я недавно перевел эскиз на холст, — сказал Дамиано, видя, как её взгляд упал на картину.
— Однако, быстро вы, — проговорила она с улыбкой.
— Иногда время для искусства течёт иначе, синьорина, — ответил он.
Катарина опустилась в кресло напротив, аккуратно расправляя складки платья. Дамиано же начал смешивать краски.
— Вы всегда хотели быть художником? — спросила она вдруг, голос был полон любопытства.
Дамиано замер на мгновение, затем начал рисовать.
— Да.
— А почему?
Он остановился, посмотрел на неё, словно взвешивая, стоит ли говорить.
— Когда я рисую, — тихо сказал, едва касаясь кистью холста, — я чувствую себя живым. Как будто каждый штрих — это дыхание. Единственное, что делает меня свободным. Побег…
— Свободным? — повторила она задумчиво. — А мне кажется, что я вообще не дышу, — прошептала Катарина. — Как будто весь воздух мира принадлежит кому-то другому.
Он поднял на неё взгляд, удивлённый её словами.
— У вас ведь есть всё, о чём можно пожелать. С чего такие мысли, синьорина?
Катарина качнула головой.
— Вы ошибаетесь. Я живу словно гусеница в коконе, лелеющая мысль обрести крылья. Желая жить так, чтобы каждый день приносил что-то новое. Узнавать мир, людей, искусство.
Быть собой, а не тенью своего имени.
Её голос дрожал от искренности, а его сердце — от того, как эти слова отзывались в нём.
За разговорами время пролетело незаметно. Когда она подошла к мольберту, чтобы посмотреть на рисунок, который был еще далек до окончания, их руки случайно соприкоснулись.
Она резко подняла взгляд.
В нем же была борьба. Желание. Страх. Смятение И невыносимое притяжение…
На мгновение всё замерло: шум улицы, лёгкое потрескивание пола — исчезло.
Остались только они.
Его рука почти инстинктивно поднялась, чтобы коснуться её лица, но замерла в воздухе.
Катарина шумно вздохнула…
Дамиано понял: ещё миг — и он потеряет контроль.
— Синьорина… — его голос дрогнул.
— Простите, — тихо сказала она, отступая.
— Вам не за что извиняться, — едва слышно ответил он.
Но в тот момент он понял — его тянет к ней больше, чем должно.
Он был на грани…
Желание, растущее неумолимо сжигало его изнутри.