Измена. Мы (не) встретимся

Да ну его к черту!

Выползаю из теплой кровати. Опускаю ноги в тапки и сажусь, смотрю по сторонам, будто впервые в этой комнате.

А вот плевать через левое плечо не хочется, и отпускать сон не хочется.

За окном уже светает. Но будильник прозвенит только через полчаса.

Ах, где вы знаменитые белые ночи!

Я так любила гулять по ночному Питеру в это время. Любоваться разводными мостами, восхищаться подсветкой Никольской церкви.

Нужно решаться, здесь и сейчас, иначе я так и буду трястись над своей никчемной жизнью.

Беру с журнального столика телефон и вытаскиваю номер Алика из ЧС.

Как только номер мужа проявляется в списке, тут же раздается звонок.

— Неверный, — читаю, беззвучно шевеля губами.

Не спал? Караулил? Так похоже на моего мужа.

Паук. Жирный черный паук, плетущий липкую паутину.

С некоторых пор Алик стал оплывать, и мои намеки про тренажерку остались без ответа.

Жму на зеленую. Хватит прятаться.

Кажется, сон придает мне недостающей решимости, и я уже готова к неприятному разговору.

— Ну привет, дорогая, — хрипит в трубке голос Алика. — Я знал, что рано или поздно ты вытащишь меня из черного ящика. Ксень, я тебя давно нашел, если что. Наблюдаю, пока издалека. Не мешаю тебе расслабляться, — слышу его довольное покашливание. Представляю его не менее довольное лицо. — Ты сегодня в ресторане была, говоришь? То есть вчера вечером?

— Ну и что? — тоже игнорирую приветствие, будто мы и не виделись с ним целую неделю, отвечаю вопросом на вопрос. Я не собираюсь отчитываться перед ним.

— Да ничего. Знаю я этого перца, на форуме недавно встречались. Он там с бабой был. Краси-и-вой! Я б ей тоже вдул.

Противный смех неприятно режет слух.

Да он пьяный!

Догадываюсь я по его голосу и манере разговаривать. Эдакий властелин-пластилин.

Кажется, из трубки несет алкогольными парами и противным знакомым перегаром.

— Так что ты там сильно не надейся… На праведность. Он такой же как все, а значит, и как я. И член у него такой же…

Алик говорит и говорит, но для меня его слова уже фон.

Врет он все. И член у Беркутова не такой, как у Гусева. Хоть фамилии у обоих птичьи. Только из разных они семейств, птичьих.

И у Беркутова член красивый, ровный, с розовой головкой и выпуклыми венками.

Перед глазами возникает детородный орган Беркутова, и я его снова хочу…

О Боже! Ксюха, ты дура! Еще замужняя дура.

Встряхиваю головой, отгоняя наваждение и сжимая коленки, потому что в излучине начинается понятная пульсация.

— Ты никуда от меня не денешься, поняла, сука? Ты моя жена, — доносится до меня уже агрессивный посыл Алика.

Когда поменялся тон его монолога, я не заметила, блуждая в своих грешных мыслях.

— А как же твоя блондинка? — вставляю реплику в его бесконечный разговор с самим собой.

— Это тебя не касается. — Тут же обрывает меня. — Ты моя жена. Слышишь меня? Ты. Моя. Жена. — Чеканит каждое слово, словно высекает на камне.

Скульптор нашей жизни. Моей жизни.

Не хочу, чтобы он продолжал кромсать мою судьбу. Я сама себе Творец и Разрушитель.

Сжимаю кулаки и слышу как стукнули зубы. Ойкаю. Больно. Прикусила нечаянно язык.

Алик сменяет тон, возможно понимает, что это слишком жестко?

Со мной так нельзя. За годы совместной жизни он меня изучил.

Я сейчас тугая пружина, и не нужно меня сжимать еще сильнее: выстрелю.

Насжимался уже. Не углядел милый, успела сбежать из золотой клетки. И возвращаться не собираюсь.

— Надо же, неужели вспомнил, что я твоя жена?

Это ирония?

Нет, скорее, сарказм.

— Ну ничего, отдохни, успокойся, — он словно не слышит, что я ему говорю, — заявление на развод отозвать не забудь. Я тебе развод не дам. Всех адвокатов на уши поставлю. Учти. Только шумиху зря поднимешь. Будешь упираться… — Замолкает на миг.

Слышу, как икает. Значит, допился до скотского состояния. Даже мысленно начинаю себя упрекать. Из-за меня спивается.

Дышу тихо, пытаюсь успокоиться, впитываю по привычке все, что он мне говорит. Может, скажет, что-то, что мне потом поможет?

— Но с другой стороны, пиар нам не помешает, а то что-то совсем про Гусевых перестали в сми вспоминать. Вот и поднимем немного волну страстей, — пьяно хихикает Алик. — А потом… Бамс! — Я подпрыгиваю, так громко он кричит это “бамс” в трубку. — Воссоед… Воссое… — не может выговорить трудное слово, тихо матерится. — Короче… Мы снова вместе. Влюбленные и довольные.

В голосе самодовольство и фальшь. Мне становится совсем противно слушать всю эту муть. Но я терпеливо наблюдаю, как Алик рисует наши перспективы.

— Ты вернешься и все будет по-прежнему.

— Не хочу. — Говорю тихо, но решительно.

— Что не хочу?

В его голосе наконец слышна эмоция. Удивление.

Ах, Ксения посмела сказать “нет”.

— По-прежнему не хочу.

— А кто тебя будет спрашивать? Ты же по-другому жить не умеешь. Я ж тебя знаю, как себя. Поэтому…

— Алик, отпусти меня, пожалуйста, — прошу, стараясь добавить в голос побольше жалости. Не надеюсь, но попытаться нужно. — Отпусти меня. Я же не нужна тебе.

— Ты. Моя. Жена. — Снова повторяет с нажимом.

Из-за этой фразы и тона, каким они сказаны, даже заболели зубы.

Понятно, что разговаривать с ним, когда он пьяный бессмысленно. Но и с трезвым тоже шансов мало.

Не предупреждая, касаюсь на экране красной трубки. Надоел.

В голосе столько самоуверенности. Индюк самодовольный.

Пошел нафиг.

Завтра же, нет уже сегодня — в окне уже светло — попрошу Хмельницкого порекомендовать надежного адвоката.