— Ну, что сказал настоятель?

Не успел я открыть входную дверь, как на меня, метеором, набросилась сестра. Я оторопело оглядел её с ног до головы — вроде цела. Я так давно не видел её на первом этаже дома, что всё происходящее казалось сном. Но тычок Минами острым локтем мне под ребро показал, что я, всё же, пребывал наяву.

— Ты почему спустилась сама, не дождавшись меня? — нахмурив брови, спросил я.

— Да не могла я спокойно сидеть, Акио, когда тут такое творится. — Сестра слишком уж воодушевлённо пританцовывала на месте от нетерпения. Я её энтузиазма не разделял. — Ну же, не томи, — взмолилась Минами.

Врать я никогда не умел. Сестра распознавала мою ложь на раз-два, как будто у неё в голове был встроен детектор правды. Я очень боялся этого момента, поэтому плёлся домой как можно медленнее, окольными путями. Вот что мне ей сейчас сказать? Что от моего решения зависела её жизнь? Естественно, Минами тут же начала бы плакать и уговаривать меня провести обряд, а я ощущал бы себя полным ничтожеством. Впрочем, я им и являлся.

Взяв волю в кулак, я всё же решил соврать. Опустив взгляд в пол, чтобы сестра не заметила бегающих глаз, выпалил:

— Он сказал, что не сможет вернуть всё назад.

Минами пристально посмотрела на меня, словно почуяла ложь. Потом оттаяла, увидев, что чувствовал я себя, мягко сказать, паршиво.

— О, Акио, мне так жаль... — сестра обняла моё обмякшее тело — я расплакался в её руках.

Раньше я часто плакал: от обиды, злости, одиночества, но никогда не проявлял своих эмоций на людях. Это был первый раз, когда сестра увидела мои слёзы. Она растерялась и немного смутилась — мне удалось отвлечь её от разговора про настоятеля. Хотя ревел я от души и искренне, просто чтобы выпустить весь накопившийся негатив.

— Что же мы теперь скажем отцу?..

Сердце в груди будто остановилось на секунду, а затем забилось с удвоенной силой. Я совсем забыл про отца. Стрелки настенных часов показывали пять минут четвёртого, а придумать правдоподобную отмазку я так и не удосужился. Отец в последнее время настолько сдал, что я боялся убить его на месте своим видом. Видя мою панику в глазах, Минами решила взять всё в свои руки. Я против не был.

— Спрячься где-нибудь и жди, — велела она.

Возле дома послышался скрип открывающихся ворот и шорох шин о гравий. Я резко бросился бежать наверх, сам не зная куда. В ванную комнату? А если отец решит зайти на дорожку в туалет? В свою спальню? Это было глупо, ведь там он стал бы искать меня в первую очередь. А тем временем на крыльце уже послышалась тяжёлая поступь шагов. От отчаяния я забежал в комнату Минами и рыбкой нырнул под кровать. Свесившаяся простыня послужила мне хорошим укрытием.

Внизу раздался радостный голос отца. Я сильнее вжался в пол, приложив ухо к доскам паркета, чтобы лучше слышать, что творилось на кухне.

— ...наши молитвы были услышаны, — донёсся до моих ушей обрывок фразы.

Дальше послышался какой-то шорох и невнятные бормотания. Видимо, отец, на радостях, обнял Минами и не хотел отпускать. Она тихо протестовала. Я знал её эту черту — делать вид, что обнимашки ей не нравятся. Хотя она никогда грубо нас от себя не отталкивала, только бубнила под нос что-то о личных границах. Я невольно улыбнулся — сестра снова становилась прежней.

— А где Акио? Мы уже должны были выехать за очками.

Я весь превратился в слух, забыв, как дышать.

— Ты не поверишь, но он ушёл на вечеринку к друзьям, — в голосе сестры проскользнула насмешка. Вот мелкая язва! Но заметил это, похоже, только я.

— К друзьям? — а вот удивление отца было неподдельным.

— Ну да... Его эти задроты из литературного клуба пригласили. Будут сидеть, писать свои фанфики про полуголых девиц — извращенцы.

Ну, Минами, вылезу — уши надеру!

Отец некоторое время молчал, переваривая информацию.

— А как он, без очков-то, будет про свою любимую Миюки писать?

Сестра не сдержалась, заржала в голос, через секунду к ней присоединился отец. А я не мог поверить своим ушам: они читали мои рассказы!

Перед глазами тут же всплыли воспоминания о насмехающемся на весь класс Одзаки, только его лицо заменила презрительная гримаса отца — в груди что-то предательски кольнуло.

— Я ведь всегда считал твоего брата талантливым мальчиком, но никогда не говорил ему об этом. Думал, что писульками на жизнь не заработаешь, заставлял изучать кожевенное дело. Я был эгоистом. После смерти вашей матери я понял, что нельзя насильно принуждать к нелюбимому делу. Жизнь у нас одна, глупо будет потратить её впустую.

Моя злость испарилась без следа. Этих слов от отца я жаждал больше всего на свете и очень пожалел, что сейчас меня с ним рядом не было, чтобы обнять и сказать спасибо.

— Что ж, пусть развлекается, — подытожил отец. Звякнула связка ключей. Видимо, он уже собирался уезжать. — С друзьями его увидишь не часто.

А точнее — вообще никогда. И как он мог поверить в такой неправдоподобный бред? Я никогда не задерживался после школы, проводя время в игровой комнате торгового центра, никогда не просил у него разрешения на то, чтобы пригласить друзей домой. Боже, да даже в списке контактов у меня было всего четыре номера: отца, сестры, учителя и мамы. Удалить её номер у меня не поднималась рука до сих пор.

Накручивать себя не хотел, но червячок обиды засел где-то глубоко в мозгу — сестре он уделял больше времени, чем мне. За такие мысли захотелось избить себя палкой по хребтине.

Я вылез из-под кровати только тогда, когда убедился, что отец точно не вернётся, забыв что-нибудь дома. Минами сидела за столом, с удовольствием наворачивая жареные куриные крылышки. Я молча к ней присоединился.

— Спасибо сказать не хочешь? — Минами облизала пальцы от сладкого соуса. — День я тебе выбила, теперь сам думай, как будешь выкручиваться.

— Спасибо, — буркнул я, всё ещё помня про то, что они без спроса читали то, что не было предназначено для их глаз.

— Теперь нужно разобраться с Хидео, — бесстрастно заключила она, словно не замечая моего поганого настроения.

Куриный хрящик встал у меня поперёк горла. Я откашлялся и сделал большой глоток воды прямо из кувшина. Да как она и про это-то прознала? Сестра прочла мой вопрос по глазам, вытерла руки об салфетку, разблокировала лежащий перед ней телефон и показала на экран.

Вечеринка у Одзаки Хидео дома! Гвоздь программы — порнушка от Йонебаяши. За смерть от кринжа хозяин дома ответственности не несёт.

К тексту была прикреплена моя фотка с летнего фестиваля. Сакаи-сенсей тогда заставил меня играть прекрасную богиню солнца Аматэрасу-о-миками, добавив ещё больше унижений и издевательств в мою жизнь. Хидео поработал над этим фото на славу: добавил обнажённую женщину с огромной грудью, словно я держу её в объятьях; надписи «девственник» и «лузер» обрамляли сие творение, как рамка; и, конечно же, эмодзи какахи — куда же без него.

— Просто чудесно, — констатировал я. Настроение с грохотом провалилось в подвал.

— А ведь был таким хорошим мальчиком. Портфель мне помогал до дома донести в младшей школе.

От осознания того, что Одзаки Хидео знает мой адрес, меня начало мутить. Все знают, что он скор на расправу. Что он может предпринять? Закидать дом яйцами? Разрисовать ворота граффити? Побить окна камнями? Хотя за ним ни разу таких поступков не числилось, я был уверен, что он способен и на большее.

— А что я могу сделать? — устало спросил я. — Пацаном-то не смог его победить, а девчонкой и подавно.

Минами хитро прищурилась.

— Эх, вы — парни... Только и умеете, что мериться пипками. Действовать надо более тонко.

Я не понимающе взглянул на неё.

— Хидео славится тем, что охмурил больше всего девчонок в школе, — сказала сестра так, будто учила глупого первоклашку хирагане. — Вместо того, чтобы махаться кулаками, лучше бы использовал своё теперешнее преимущество.

Я вопросительно поднял бровь. Сестра тяжело вздохнула и указала пальцем куда-то в район груди. Осознание сказанного ею сшибло меня с ног грузовым поездом.