Монстр в её глазах

Сам тоже склоняется ниже, теперь наши глаза находятся на одном уровне. Я их не вижу, даже при таком близком расстоянии, но отчётливо ощущаю на себе их взгляд. Острый, как бритва, вспарывающий до самых костей. Губ касается его тяжёлое дыхание. Обжигает своим жаром, заставляет дышать через раз. Ладони, покоящиеся на широких плечах, которыми я только недавно толкала его прочь от себя, теряют вес, приходится сжать пальцами тонкую ткань, чтобы они не соскользнули вниз. В ушах знакомо шумит от слишком громкого пульса.

— Ты поняла меня? — доносится как из-под толщи воды. 

Едва ли. Всё во мне сосредоточено на его слишком близком присутствии. Не знаю, что со мной. Почему меня так мажет каждый раз, когда я смотрю на него. Но ничего поделать с собой не могу. Меня так и тянет прикоснуться к нему, едва удаётся контролировать. Сердце уже не просто бьётся, напоминает удары кувалдой под дых. В горле пересыхает, а в голове не остаётся ничего, кроме желания податься вперёд и возродить наяву все те безумные ощущения, что уже доводилось испытывать из-за Богдана. 

— Не слышу ответ, — повторяет он, а его ладонь в моих волосах сжимается крепче, почти до боли.

Это и приводит в чувства. В реальность, где я обжимаюсь с малознакомым парнем в тёмной столовой, позволяя ему лапать меня со всех сторон, как какая-нибудь легкодоступная девица. И кому! Тому, у кого своя девушка имеется, и это далеко не я. 

Идиотизм какой-то. 

Что со мной происходит?

— И не услышишь. Отвали от меня! — выдаю, злясь на себя за эту слабость, и вновь толкаю его от себя.

Но это всё равно, что в одиночку сдвинуть с места грузовик. Хотя нет, грузовик не ведёт себя настолько агрессивно, в отличие от Богдана. Стоит мне воспротивиться, как парень тут же перехватывает мои запястья и заводит за спину, ловко скручивая, лишая возможности предпринять ещё что-либо, вжимая меня в себя. На его лице расплывается настолько хищная и зловещая ухмылка, что вмиг совсем не по себе становится. 

— Отвалить? С чего бы это вдруг? — склоняется надо мной ниже.

— С того, что у тебя девушка есть? — напоминаю язвительно.

— И? — выгибает он бровь вопросительно.

— И ты…

— Да похрен!

Я только и успеваю, что вдохнуть, а вот выдохнуть мне уже не дано. Его губы врезаются в мои. Алчно. Жадно. Голодно. Захватывают в плен своего порочного поцелуя, лишая возможности дальше вести диалог. Да о нём уже и не помнит никто. Уж точно не я. Весь мой мир сосредотачивается на разбуженных Богданом ощущениях. Он кусает, втягивает в свой рот мою нижнюю губу, посасывает, и разум знакомо плыть начинает. Мурашками по всему телу отражаются все его действия. Пугают. Я никогда прежде ни к кому не испытывала ничего подобного. Даже с Сашкой Кирсановым из нашего двора, который мне очень даже нравился. И близко рядом не стояло то чувство с тем, что я ощущаю сейчас, здесь, рядом с Богданом. Напоминание о том, что у него есть девушка, тоже особо не помогает. Не тогда, когда он так близко. И целует так сладко…

— Ведьмочка моя, — шепчет снова и снова. 

Отпускает мои руки, хватает за талию, притягивает ближе к себе. И я позволяю. Мои ладони ложатся на широкие плечи, но не отталкивают, как я приказываю себе, а притягивают ещё ближе к тренированному телу парня. Пульс в висках долбит на самых высоких децибелах, пока я ищу в себе силы остановить это безумие и не нахожу. 

Но ведь надо что-то делать!

Но, стыдно признаться, находит силы всё это прекратить Богдан, а не я. Хотя нет, возникшая фора — всего лишь жалкий перерыв. Богдан отрывается от меня, тяжело дыша, крепче сжимая в руках мою талию. 

— Ну вот, а то всё отвали, да отвали, — хмыкает.

И да, определённо собирается вернуться к своему прежнему занятию. Но я, резко вздрогнув от его циничных слов, воспользовавшись представившейся возможностью, с силой отталкиваю его от себя, с ужасом вглядываясь во тьму его лица. Тишину столовой нарушает хлёсткий звук. Рука вспыхивает болью. Вместе с ней до меня доходит и то, что произошло. Ударила. Я ударила Богдана. Отвесила пощёчину. И, судя по последовавшему за этим зловещим молчанием, ничем хорошим моя выходка не закончится. 

Ой, мама…