✉️Семь кедровых орешков. Пустышка

Офицеры полиции деревни Зарес неизвестной Лене страны пришли к выводу, что она зачем-то вышла из дома и гуляла ночью в лесу, рядом с которым находился дом Радеусов. Поскольку ее нашли в одной ночной рубашке, они выдвинули версию, что возможно она «избранница Луны», которая, не осознавая себя, может гулять по ночам.

Именно это её и спасло — при нападении «невидимок» — «куклуксклановцев» её не оказалось дома, а позже, когда она пришла в себя, то успела спрятаться в ветвистом густом кустарнике недалеко от дома. Убийство семьи Радеусов и сжигание дома произошло у неё на глазах, поэтому от шока она онемела и не могла прийти в себя до сих пор.

Лена поняла, что ее приняли за родственницу семьи Радеусов, с членами которой расправились во дворе их собственного дома те уроды в колпаках и в мантиях с молнией на груди. Причём за родственницу именно Арианы Радеус, которая была обычной женщиной-пустышкой без толики магии, и на которую она якобы была еще и очень похожа. Анатоль Радеус являлся боевым магом и другом капитана Дина, поэтому родство с ним сразу исключили — последний знал в лицо всю родню погибшего Анатоля.

Да, эти странные офицеры говорили именно о магии, на чем Лена старалась не акцентировать внимание, чтобы не впасть в еще большую растерянность, чем она чувствовала сейчас. Она ощущала себя слепым новорождённым котенком, который ничего не понимал и абсолютно не знал, что ему делать. Но как котенок инстинктивно ищет маму, чтобы насытить свой крошечный желудок, так и Лена инстинктивно поняла, что ей пока нужно помалкивать и осматриваться.

Поскольку Лена «не смогла вспомнить» своё имя, где живет и есть ли у неё родители, не могла ничего написать, а документы сгорели в доме (так удачно решили офицеры), ее до выяснения личности и нахождения возможных родственников распределили в приют для несовершеннолетних пустышек, находящийся под патронажем сестёр милосердия.

«Приют для пустышек» — странное и непонятное название, но опять девушка не стала ничего спрашивать, даже при помощи жестов или мимики, чтобы не вызывать лишнее подозрение.

Капитан Диннар Роннигус итак все время с большим подозрением косился на нее. Лене казалось, что его темные холодные глаза заглядывают в самую душу, видят насквозь и знают, что она вовсе не родственница Арианы Радеус, жены его друга, а наглая самозванка.

Огромный грозный полицейский из столицы провинции, к которой относилась деревня Зарес, вызывал у девушки необъяснимое чувство ужаса и паники, поэтому когда ей сообщили, что отправляют в приют, она почти обрадовалась — да хоть куда, только подальше от жуткого типа – Диннара Роннигуса, а там она разберется, куда и к кому попала.

Приют находился в столице провинции Сандрия домена Литвин, к которой относилась деревня Зарес. И именно туда отправили девушку в сопровождении полицейского на автомобиле какой-то загадочной марки.

Лена так и не поняла, как молоденький полицейский завел автомобиль и как управлял им, причем тот постоянно поворачивался к ней, сидящей на заднем сиденье, и, гордо выпячивая худую грудь, рассказывал о том, что Сандрия — лучшая провинция во всем магическом мире Арде и, безусловно, во всей Ровении, и очень жаль, что девушка ничего не помнит из прошлого, иначе обязательно согласилась бы с ним.

То место, которое полицейские обозвали приютом, тоже повергло Лену в ступор.

Это у них приют? У неё в городе был городской приют, она даже была в нём несколько раз с мамой, которая там подрабатывала, чтобы заработать для них с Карлом лишнюю рейхсмарку, поэтому девушка примерно представляла себе, как должен выглядеть приют. Этот же приют просто поразил воображение.

Да куда она попала в конце концов?! Все это нелепый розыгрыш? Очередной эксперимент врачей? Но для чего и зачем? Чего хотел добиться доктор Крауф, забросив ее в это место? Какие испытать человеческие возможности? Выяснить, сможет ли она сохранить душевное равновесие, попав в ситуацию, где каждое последующее событие вызывает изумление?

Но Лена уже устала удивляться и «держать» лицо. Она — обычная испуганная девчонка, а не совершенный человек.

На территорию приюта они въехали через огромные кованые роскошные ворота с... фуриями? Лена проводила недоверчивым взглядом каменные изваяния тех, кого видела только в книжках библиотек. Ещё ей показалось, что уродливые фурии повернули каменные головы вслед их автомобилю. Девушка резко отвернулась, а затем снова осторожно повернулась. Фурии больше не следили за ней. У неё явно начинаются галлюцинации.

Автомобиль проехал по широкой ухоженной ровной дороге, вдоль которой росли одинаковые большие, ветвистые и очень красивые деревья с необыкновенными огромными резными листьями, которых Лена никогда раньше не видела и с интересом рассматривала. Сине-зеленые листья на деревьях? Серьезно? Или у неё что-то с глазами?

Девушка пригляделась. Такой оттенок листьев она видела только у редких домашних растений, таких как колеус синий или пуансетия голубая, но чтобы у огромных деревьев?

Лена постаралась внимательней рассмотреть их, но не успела — дорога оказалась не очень длинной и быстро привела их к огромному светлому красивому трехэтажному дому, построенному буквой пэ и больше похожему на дворец какой-нибудь очень богатой и титулованной графини или герцогини, а не на приют для бездомных пустышек.

— Только в нашей провинции есть такой красивый приют для пустышек, — с удовольствием поведал молоденький полицейский. – Тебе повезло попасть именно сюда, к сестре Мадлен. Сейчас здесь тихо, потому что все дети и учителя находятся на вечерних занятиях, но через часик будет шумно и весело. Тебе здесь понравится. Ну выходи, что ли.

Сам полицейский, которого звали Рудион, уже выбрался с водительского сиденья и открыл дверь для Лены, которая довольно нерешительно вылезла из автомобиля, откинула голову и недоверчиво ещё раз осмотрела фасад великолепного дома с узкими высоченными окнами и малюсенькими балкончиками.

— Все поначалу удивляются, когда попадают в приют, — улыбнулся разговорчивый Рудион, заметив реакцию девушки. — Этот дворец действительно впечатляет.

Выдержка и безэмоциональность Лены, которым она научилась за последние несколько месяцев, когда жила в камере при лаборатории доктора фон Дока, дали сбой, и она нервно хмыкнула, почти икнула, и зажала рот рукой, чтобы не разразиться нервным смехом.

Неожиданно в одном из окон второго этажа она увидела ухмыляющегося парня лет восемнадцати, который широко улыбался, подмигивал ей и, оттопырив большой палец правой руки и приподняв его вверх, показывал, что, мол, все отлично. Лена нерешительно замерла, не зная, как реагировать, когда за спиной услышала недовольный голос Рудиона.

— Это Рональд Аверин, один из воспитанников приюта, держись от него подальше, если не хочешь неприятностей.

Лена не стала улыбаться парню в ответ и повернулась к полицейскому, вопросительно посмотрев на него: «Почему?»

— Все беды, которые у сестры Мадлен случились за последние десять лет, с тех пор как она организовала этот приют, были связаны с этим оболтусом и его дружками.

Лена обернулась и снова посмотрела на окно второго этажа, где до этого видела улыбающегося Рональда, но теперь окно было закрыто занавеской, и больше ей никто не улыбался.

Сестра Мадлен вызвала у девушки не меньшее изумление, чем здание приюта, которое внутри оказалось ещё прекрасней, чем снаружи.

Пройдя вместе с Рудионом по великолепной центральной лестнице, широкой и мраморной, а затем по коридору второго этажа, покрытому мягким шикарным ковром, в котором ноги девушки утопали по щиколотки, Лена попала в кабинет директора приюта.

Рудион передал письмо директору и ретировался с видимым облегчением.

Сестре Мадлен на первый взгляд было лет тридцать пять — сорок. Женщина была одета в строгое коричневое платье с длинными рукавами, с белоснежными манжетами и с таким же воротничком, волосы были убраны под высокий белоснежный головной убор так, что не единой волосинки не выглядывало, а строгое лицо было с идеальными будто чеканными чертами без единой морщинки, с высоким лбом и светлыми нахмуренными бровями. Сестра Мадлен была очень красива даже в монашеской одежде, и Лена подумала, что на ее прекрасное лицо можно смотреть бесконечно.