Наш пламенный лёд. Glacies Flamma

Мерно громыхая заржавевшими колёсами, неуклюжий, обшарпанный поезд увозил меня домой. Вернее, туда, где я обитала - поскольку своего дома у меня никогда не было.

Оживлённая атмосфера столицы, наполненная радостью и иллюзией, что в этом месте любые мечты могут стать реальностью, разом исправилась, едва я зашла в грязный, окрашенный в болотно-зеленый цвет вагон с жесткими, дощатыми сидениями. Дверцы с мерзким скрежетом, от которого моя кожа мигом покрылась мелкими мурашками, затворились, словно отрубая меня от того, другого счастливого мира... 

Мира, в котором царит высокоразвитая цивилизация. Мира, в котором люди носят красивую одежду. Мира, в котором блестящие магомобили стремительно рассекают по гладким, сверкающим в свете солнца или ночных фонарей дорогам. Мира, в котором есть будущее. 

Снаружи раздался пронзительный свисток. Вагон резко дернулся, словно содрогаясь в предсмертных конвульсиях, и поезд тяжело, будто нехотя, сдвинулся с места и покатился вперед, увозя меня в моё захолустье.

Я прильнула лбом к мутному, пыльному стеклу и принялась задумчиво смотреть на проплывающий перед моим взором пейзаж.

Сверкающие в свете заходящего солнца, застеклённые высотки довольно скоро сменились красивыми загородными домиками. Светлыми, чистенькими, добротными, огороженными аккуратными заборчиками, за которыми виделись очертания ухоженных садов.

В этом районе располагались загородные поместья зажиточных горожан. И по размеру домиков можно было безошибочно определить, насколько зажиточных. Кто-то останавливался на одноэтажных коттеджах, а кто-то выстраивал настоящие дворцы - трехэтажные, с резными ставнями и замысловато украшенными крышами.

Наверняка, в одном из таких дворцов отдыхает... Алекс Ривэл. 

Мысли вернулись к произошедшему на арене. Сейчас у меня, наконец, появилось время всё вспомнить и всё как следует обдумать. И снова почувствовать то неизведанное, приятное, надежное тепло сильных рук, которые крепко сжимали мои замерзшие пальцы.

Странное дело, а ведь в моей жизни на самом деле не было ничего теплого! 

Сначала этот мрачный, холодный детдом, наполненный постоянным чувством голода и тянущим, почти никогда не отпускающим страхом перед нескончаемыми наказаниями за малейшие провинности. Хотя, какие провинности? Обычные детские желания и потребности...

Помню, как меня однажды поставили на горох на целых восемь часов лишь за то, что я не выдержала и съела две груши. На заднем дворе детдома росло несколько раскидистых грушевых деревьев, и когда плоды поспевали, нас заставляли собирать их и складывать в ящики, которые потом отправлялись на местный рынок.

Как нам объясняли, это был дополнительный источник дохода для нашего приюта. Но, честно говоря, результатов этого финансирования мы не ощущали. Разве что у владелицы детдома, госпожи Генуар, время от времени появлялись то новые платья, то новые перстни. Да и питалась она явно не теми отбросами, что готовились для нас, детей. Глядя на пухлые, розовые щеки и весьма округлые, если не сказать жирные формы, перед глазами возникали огромные блюда с толстыми, сочащимися соком и жиром, охотничьими колбасками, жареной картошкой и сдобными булочками.

Так вот, однажды мой голод стал таким невыносимым, что желудок яростно взбунтовался, на несколько минут полностью затмив рассудок. Вот как грозовые тучи затмевают даже самое яркое солнце перед тем, как взрывается молния, и мощная природная стихия обрушивается на землю проливным дождём...

Когда лучи моего разума вновь пробили свинцовую пелену застарелого, жгучего голода... я обнаружила себя сидящей на траве и бессовестно уплетающей золотисто-янтарные с румяным бочком плоды. Мои пальцы, щеки и подбородок были залиты желтоватым, сладким, липким соком. А во рту расплывалась блаженная, медовая сладость.

К сожалению, это обнаружила не только я.

Мои колени зажили лишь через полгода. И с тех пор я ненавижу груши.

Когда мне стукнуло семнадцать, и двери детдома навсегда закрылись, выпустив меня из своих мрачных оков, страх перед наказание и голодом сменился иным - страхом перед будущим. Ведь у меня не было никого, к кому я могла бы пойти. У меня не было ни родных, ни друзей, ни средств к существованию, ни работы.

Да, конечно, я закончила обязательную в нашем государстве школу, - этого права у нас даже в "Милосердии и заботе" не смогли отобрать - но какие перспективы меня ожидали в этом загнивающем, забытом создателем захолустье? Перебиваться с хлеба на воду, как мои родители? Устроиться подавальщицей в какой-нибудь убогий трактир? Или... об этом "или" я даже думать боялась. Лучше помереть от голода, чем...

Вот такой растерянной, ошалевшей от навалившейся на меня внезапной свободы, и встретил меня Айк.

Его высокая, невероятно худая фигура стояла, небрежно облокотившись о ствол кустистого, многолетнего дуба, растущего прямо перед нашим детдомом.

- Айк! - я радостно бросилась к парню, совершенно забыв о своём саквояже. Том самом, с которым я приехала сюда девять лет назад и в котором за это время ни прибавилось ни единой вещички. 

Парень, заметно повзрослевший и от этого казавшийся почти незнакомым, едва заметно ухмыльнулся. Потом бросил сигарету, которую он сжимал в пальцах, на землю, тщательно затушил ее подошвой ботинка и, рывком отлепившись от ствола, медленно направился ко мне.

- Ну что, Таэрли, добро пожаловать в реальный мир?

Я вздрогнула и на мгновение застыла, пораженная его изменившимся до неузнаваемости голосом. Когда мы в последний раз виделись, он был еще наполовину мальчишечьим. Сейчас же это был голос взрослого мужчины. И, словно в подтверждение этого факта, мои глаза внезапно различили темную щетину, пробивающуюся на худых, впалых щеках.

Это был мой Айк... но, в то же время, совсем другой Айк. Вот только взгляд у этого Айка остался тем же. Жестким, колючим. И волосы такими же седыми.

- Бери свои пожитки и пошли... 

Незнакомый голос наждачкой царапнул мой слух. И я, так и не обняв его, как собиралась, вернулась к своему саквояжу, крепко сжала потертую ручку, словно она была единственной незыблемой вещью в этом странном, вечно меняющемся, непредсказуемом и пугающем мире.

Потом едва слышно вздохнула и неуверенно зашагала за своим приятелем в новую жизнь. 

Он нашел для меня место няни и помощницы по хозяйству в небогатой, но, в целом, доброй семье. Ну как, доброй... На меня не кричали, меня не наказывали, меня даже вполне неплохо кормили. Разумеется, без изысков, но голодной я не оставалась никогда.

Но это была не моя семья. Тут я не ощущала ни тепла, ни надежности. Работала я за кров и еду. Ну и за пару медяков, которые спускала на книги.

Не было тепла и со стороны Айка. Да, он заботился обо мне, даже порой утешал. Но его забота была, скорее, сухой и колючей. Как щетина, выраставшая у него на лице, если он пару дней не брился. Казалось, этот парень был просто не способен выражать свои чувства. Хотя, я уверена, они у него были. Просто где-то очень глубоко... надежно спрятанные под огрубевшей от тяжелой жизни коркой.

Дни сменяли друг друга, почти не различаясь. Я проживала свою новую жизнь, будто блуждая в тумане. Не понимая, куда иду, зачем иду, какова цель моего путешествия... Все дни были одинаково серыми, скучными, тянущимися как безвкусный кусок смолы, который мы в детдоме жевали, чтобы заглушить мучительное чувство голода. 

Пока... 

Пока не наступил тот день, когда мой дракон, наконец, появился в нужное время и в нужном месте!