🍓Рабыня владыки Самира
Неаз медленно повернулся к мужчине, и на его лице появилась ленивая усмешка:
— А, Самир... Вернулся наконец. Накормил всех голодающих?
— Кто-то должен работать, пока ты здесь развлекаешься, — процедил Самир, делая шаг в комнату.
Его взгляд на мгновение скользнул по мне, и я увидела в нем что-то похожее на сострадание. Это было так странно — видеть человеческое чувство в глазах того, кто принадлежал к семье моего мучителя. Сердце болезненно сжалось, а кожа покрылась мурашками.
— Я проверил провинции, привез провиант, но этого недостаточно. Ты должен созвать совет, немедленно.
— Ночью? Ты с ума сошел? Совет подождет, — Неаз небрежно махнул рукой. — Я занят.
— Вижу. — Самир окинул комнату презрительным взглядом. — Тратишь казну на вино и женщин!
Я застыла. Съежилась. Сгорбилась, пытаясь стянуть на себе останки платья и хоть как-то прикрыться. От стыда готова была провалиться сквозь землю, стать невидимой. Действие зелья ослабло – видимо, страх перед происходящим немного прояснил разум, но тело всё ещё горело, словно в лихорадке и прикосновение ткани к коже ощущалось с невыносимой остротой.
Каждый вдох давался с трудом, словно воздух стал густым и тяжёлым.
Я наблюдала за братьями, понимая, что стала свидетельницей чего-то большего, чем просто семейная ссора. Мы не должны были этого видеть. Но кто будет слуг брать в расчет? Сейчас я – то же самое, что и мебель...
В таких случаях прислуга обычно пряталась по углам, чтобы не отхватить потом хозяйской «щедрости» за увиденное.
Расслабленная поза Неаза сменилась стойкой хищника перед прыжком:
— Не смей указывать мне, что делать в моих покоях! Ты можешь быть повелителем для этих... - он неопределенно взмахнул рукой в сторону, – Не для меня! Не забывай, Самир — старший сын - я!
— Ты позоришь нашу семью, — голос Самира стал тише, но от этого мне стало еще страшнее, мороз пробежал по коже. — Отец доверил тебе управление внутренними делами дворца, а ты превратил его в место для своих утех. Где отчеты министров? Где решения по налоговым сборам? Где...
— Хватит! Здесь я решаю, что делать!
— Не в этот раз, — Самир сделал еще один шаг вперед. — Я жду. И ты подготовишь требуемое. Сейчас же.
— А если я откажусь? — с вызовом спросил Неаз и выпятил тощую грудь.
Самир тонко улыбнулся, но эта улыбка не коснулась его глаз:
— Старший сын не способен выполнять даже простейшие обязанности? И, поверь мне, на этот раз я не буду так снисходителен.
Неаз побледнел. Впервые я увидела на его лице что-то похожее на испуг. Это должно было принести мне удовлетворение, но вместо этого я ощутила лишь странную пустоту внутри, смешанную с тревогой. Поджала губы, с сожалением вспоминая, как пыталась добиться его внимания. Я была такая... дура.
Неаз гневно рыкнул, дернулся и швырнул в брата первое, что попалось под руку. Меня. Он с такой силой толкнул меня, что я не устояла и рухнула прямо к ногам владыки. Больно ударилась об пол и подавилась собственным всхлипом — кажется, я стесала кожу на ладонях и на коленях. Боль пронзила тело, но странным образом смешалась с волной жара от зелья. Я уперлась на дрожащие руки, чувствуя, как бешено колотится сердце и пульсирует кровь в висках.
За нашими спинами раздался судорожный, едва слышный женский выдох.
Закон!
В голове забилась мысль — не знаю, почему она пришла в голову именно сейчас, но очень кстати — закон! Равноликие, если про него вспомнят... Древний закон дарения в Аль-Ханси — если один мужчина бросает раба или рабыню к ногам другого, он становится собственностью того, к чьим ногам упал.
Конечно, никто не делал больно нарочно, толчки были больше наигранными, и этот закон канул в лета. Но сейчас я боялась даже дышать, чтобы не спугнуть этот шанс. Надежда, острая и болезненная, смешалась со страхом.
— Ты не посмеешь, — прошипел Неаз, глядя на брата с ненавистью.
— Посмею, — жёстко отрезал Самир.
Неаз бросил на меня злобный взгляд, словно я была виновата в появлении его брата. Затем резко наклонился, схватил халат и накинул его на плечи.
— Хорошо. Но это не конец, Самир. Ты зашел слишком далеко.
— Нет, брат, — покачал головой Самир. — Это ты зашел слишком далеко. И пора тебе вспомнить о своих обязанностях. Хочешь голодных бунтов?! Твои планы на вечер — сущая мелочь, по сравнению с тем, что может захлестнуть страну.
— Убирайся!
— Кстати, какая щедрость! - насмешливо протянул повелитель. - Неаз, ты решил искупить вину подарком? - Самир опустил взгляд на меня и заломил бровь.
Я судорожно вцепилась в остатки ткани, пытаясь сохранить хоть каплю достоинства.
— Мой повелитель... - прошипел Неаз, его лицо исказилось от бешенства. - Эта девка моя собственность!
Я поспешила опустить взгляд и уткнуться лбом в пол.
Собственность. Вещь. Игрушка. Снова эти слова, от которых внутри все сжималось. В прошлой жизни я была его женой, а теперь — просто вещью, которую можно швырнуть, сломать, выбросить. Горечь поднялась к горлу, смешиваясь с отвращением к себе за то, что тело все еще реагировало на действие зелья, посылая волны неуместного жара по венам.
— Была твоей. До того момента, как ты сам швырнул ее мне в ноги. Закон есть закон? Мм? - в голосе Самира звенела сталь.
— Но... Свидетелей нет!
— Один есть. Ты осмелишься оспорить традиции?
Я затаила дыхание. Каждая мышца натянулась как струна. Новое рабство, но у другого хозяина?.. Надеюсь, Самир не будет жесток, как его брат.
Мысли путались, а сердце билось так громко, что, казалось, его стук слышен всем в комнате.
— Ваша доброта когда-нибудь погубит империю! - язвительно выплюнул Неаз. - Вы слишком мягки ... - прорычал он и брезгливо махнул рукой в мою сторону.
Его жест был полон такого презрения, что у меня внутри поднялась волна гнева, смешанного со стыдом. Даже сейчас, униженная и почти обнаженная, я ощутила укол ярости. Я - принцесса, а не рабыня!
— А твоя жестокость уже почти погубила север Аль-Ханси. Может, обсудим, куда делись налоги с приграничных территорий? - вкрадчиво поинтересовался повелитель. – Куда делись караваны? И какого ты напал на соседей?!
Неаз побелел и попятился:
— Это клевета...
— На рассвете жду полный отчет. А сейчас - вон с глаз моих! - рявкнул владыка так, что задрожали стекла.
Неаз вылетел из комнаты, едва не снеся косяк.
Самир сипло выдохнул и устало потер переносицу:
— Все свободны. Немедленно.
Вторая девушка, всхлипывая от облегчения, метнулась к выходу, путаясь в длинном подоле платья. А я... я все еще не могла пошевелиться, парализованная страхом и неверием.
— Прикройся, — сказал он тихо, бросая мне свой плащ. — И будь осторожна. Мой брат не прощает тех, кто становится свидетелем его унижения.
Его плащ был тяжелым и пах степным ветром и кожей. Я поспешно закуталась в него, чувствуя, как грубая ткань царапает мою чувствительную кожу. Но даже это прикосновение отзывалось странным теплом внутри — проклятое зелье все еще действовало, превращая даже боль в извращенное удовольствие.
— Встань, - раздраженно бросил владыка. Я попыталась подняться, но ноги подкашивались. Я чувствовала себя беспомощной и слабой, и ненавидела это ощущение. В прошлой жизни я была сильной, гордой, но сейчас от той женщины не осталось и следа.