Тихоня и Хулиган. Его запрет
Вэл
Полина максимально странно реагирует на мои слова. Отворачивается, хватается за нож и принимается рубить помидоры. Повисает пауза.
Честно говоря, я ждал от нее вопросов, удивления, но никак не отстраненности.
Она отгораживается от меня. Чувствую это, да и вижу тоже.
Пытаюсь проанализировать, что мог сказать не так, чем триггернуть, но ответов на эти вопросы пока нет.
Я ее обидел сейчас как-то? Или что вообще происходит?
Туплю, и на этом фоне моя стратегия поведения нормально так смазывается. Чувствую пустоту и отрешенность. Словно ляпнул сейчас что-то страшное, а вот что именно, так и не дошло.
Стук лезвия ножа о доску раздражает. Хочется заткнуть уши, а еще я ловлю себя на дичайшем порыве резко дернуть Польку за руку и снова развернуть к себе лицом. Я почти это делаю. Уже касаюсь ее предплечья, когда Полина ойкает и подносит пальцы к своим губам, роняя нож на столешницу.
— Полин…
Склоняюсь над ней, заглядывая через плечо, и вижу кровь.
— Ты порезалась?! Блин, Поля! — ненамеренно повышаю голос.
Полька всхлипывает и часто-часто кивает.
Тут же открываю холодную воду и подталкиваю Лялину к раковине. В какой-то момент понимаю, что волнуюсь. Сильно. За нее.
Это вообще стало уже какой-то нормой, в которой я долгое время не хотел себе признаваться — беспокойство за нее. Навязчивые мысли о том, как она. Мысли о том, что происходит в ее жизни. Все ли хорошо, а если плохо, то как я могу помочь ей это исправить?!
Та ее история о тетке, до сих пор сидит в башке. Они ее били. Издевались. Унижали…
Поля дрожит. Шмыгает носом и подносит порезанный палец под струю холодной воды.
Быстро достаю лейкопластырь и чистое полотенце.
— Не плачь, все не так плохо, — подбадриваю, поджимая губы, и аккуратно промакиваю ее руку полотенцем. Отбрасываю его в сторону и быстро обматываю пластырь вокруг пораненного пальца.
— Спасибо, — шепчет, продолжая смотреть куда угодно, только не на меня.
В пол, на стены, на этот дебильный нож, но не на меня.
Такое ощущение, что я ей противен сейчас и это оказывается больно. Эта боль селится где-то в области груди. А еще злит. Дико!
В порыве вспышки этой самой злости, примешавшейся к раздражению, обхватываю пальцами Полькин подбородок так, чтобы запрокинуть ей голову. Совсем чуть-чуть. Этого хватит, чтобы посмотреть ей в глаза.
Она сглатывает, моргает и снова пытается увести взгляд.
— Только попробуй, — шиплю сквозь зубы, и Полина реагирует. Замирает. Смотрит на меня во все глаза. — Больно? — спрашиваю полушепотом. Уже спокойно. Чувствую, как отпускает.
Полька кивает. Шмыгает носом, продолжая поддерживать наш визуальный контакт, но выглядит при этом все равно, как загнанный в ловушку зверек. Неужели я так давлю на нее? Неужели она правда верит в то, что я могу ее обидеть?!
Аккуратно обхватываю ее ладошку и подношу к своим губам. Касаюсь ими прохладной кожи, и Полина вздрагивает. Вижу, как расширяются ее зрачки и приоткрывается рот.
— Что ты делаешь? — шепчет на выдохе.
— Жалею.
Чувствую, как мои губы трогает улыбка, и, подхватив Полинку под попу, усаживаю на столешницу. Она мгновенно разводит ноги, подпуская меня к себе максимально близко. Все это происходит на рефлексах, и они меня пипец как радуют.
— Я не понимаю, — качает головой, а у самой по щекам слезы катятся.
Касаюсь ладонью ее щеки, легким движением убираю за ушко прядку рыжих волос и выдыхаю.
В голове сейчас просто лютейший гул. Сердце тоже не отстает. Долбит, как отбойный молоток.
— Ты сказал, мы не друзья... Точнее, что ты не хочешь…
Она забавно хмурит брови, ерзая на столешнице.
Смотрю на нее секунд тридцать, прежде чем что-то ответить. В голову закрадываются мысли, почему же она именно так отреагировала на мои слова. Решила, что дружбе конец, и на этом все?!
Расстроилась?
Как только это понимаю, чувствую легкую дрожь на кончиках пальцев. Вот это да, конечно! Так меня еще никогда не подрывало. Это какой-то извращенный восторг. Какая-то больная радость от понимания, что она тоже попала. По полной. Если раньше я до конца не представлял, насколько все серьезно, то теперь…
Впиваюсь пальцами Полинке в бедра и резко тяну ее на себя. Практически впечатываю. При этом продолжаю неотрывно смотреть ей в глаза. Все еще влажные, немного красные, но до сумасшествия красивые. Зеленоглазая ведьма!
— Я капец как тебя ревную, — трусь кончиком носа о ее щеку.
Чувствую, как Полинка тут же напрягается и становится похожа на оголенный нерв. Одно неверное слово, движение — и мало не покажется.
А мне, мне хочется, чтобы она расслабилась. Чтобы улыбнулась...
Пока Поля хлопает склеенными от слез ресницами, прижимаюсь к уголку ее губ своими. Зарываюсь пальцами в волосы.
Крышу сносит моментально.
— Самая лучшая в мире девочка, — шепчу и тут же несильно давлю ей на затылок. — Моя девочка, — снова касаюсь губами губ, но уже иначе. Целую. Без языка. Просто каким-то блаженным порывом, когда хочется заобнимать ее до удушья, а потом сожрать. Всю.
— Вэл…
Полина упирается ладонью мне в грудь. Отстраняется. Расстояние между нашими лицами увеличивается сантиметров до пяти.
— Что все это значит? — спрашивает, глядя на меня как на сумасшедшего.