Дракон в хозяйстве пригодится!

— Зачем ты притащила с ярмарки мужчину? Где леденцы? Где специи? Где соль? — матушка растерянно вытерла ладони об темный передник.

Она обшарила цепким взглядом лошадь и единственную поклажу — мужское неподвижное тело. Я виновато понурила голову, отчего ее лицо, перепачканное мукой, скривилось от досады:

— Ты профукала закупку!

Ее эмоции были хорошо понятны. Несмотря на то, что нам принадлежал огромный кус земли, жили мы скромно, балансируя между бедностью и средним достатком.

Я бросила тоскливый взгляд на наш домик. Усталость окутывала тело густым, тяжелым коконом. Хотелось есть и спать. Или спать и есть — было уже без разницы. После долгой дороги строение с залатанной крышей и облупившимися голубыми стенами казалось мне образцом уюта. До ноздрей доносился божественный запах выпечки.

Я прислонилась к Ленточке, которая покосилась на меня умным глазом. Лошадь давно нужно было избавить от тяжелой поклажи, отвести в стойло, напоить, но для этого требовалось одобрение матушки.

Всю дорогу я ломала голову, как преподнести события двухдневной давности, чтобы она увидела в происходящем волю Трехликого, а не пустую прихоть дочери.

Я набрала побольше воздуха в легкие и на выдохе начала:

— Когда я возвращалась с ярмарки, у заставы на нас напали виеды...

— Ты цела? — матушка окинула меня взволнованным взглядом.

— Да.

— Тебя не тронули?

Я мотнула головой.

— Но, — тонким пальцем она ткнула в мужскую фигуру, — при чем тут этот человек?

— Он был послан нам небом.

— С чего ты взяла?

Я моргнула.

Перед глазами пронеслись события предпоследней ночи.

Огромный мужчина, который сейчас крепился ремнями к кобыле, и правда свалился на меня с неба в самый разгар схватки. В тот ужасный момент я пряталась за повозками, едва живая от страха. Здравый смысл нашептывал схватить лошадь под уздцы и бежать со всех ног к воротам. Страх приказывал прятаться под телегой.

Когда я в сотый раз призвала на помощь Трехликого и напружинила мышцы, готовясь дать деру, совсем рядом на землю рухнуло нечто огромное, в чем я не сразу признала мужчину. Грязный, без сознания и почему-то раздетый. Но при этом грудь его тихонько вздымалась, а на шее прощупывался слабый пульс.

Возиться с умирающим я не собиралась — самой бы спастись!

Однако у незнакомца под затылком, в очень неудобном месте, торчала арбалетная стрела с металлическим стержнем. Меня затопило сочувствием. Умирать со стрелой под затылком наверняка было неудобно. Даже голову не пристроишь нормально в последние минуты жизни.

Однажды мне довелось вытаскивать такую же арбалетную стрелу из окоченевшей туши кабана. Устала, как лесоруб в сезон рубки леса. Если сейчас не вытащить стрелу из умирающего, то беднягу, скорее всего, так и похоронят. Кто захочет потом возиться с телом, когда столько людей полегло и нуждается в погребении?

Неужели воин, доблестно погибший в бою, так и будет бродить по Просторам Вечности со стрелой в голове?

Я закинула косы за спину, чтоб не замазать в крови, и с немалыми усилиями вытащила стрелу. Затем, привыкшая все доводить до конца, достала из кармана листок белолиста, которым было удобно останавливать кровь, растерла пальцами и приложила к ране. Сделала это без всякой надежды на какой-либо эффект, но, к моему удивлению, кровь перестала течь.

После этого стало ясно: на воине лежала защита Трехликого. Только этим можно было объяснить его живучесть. Разве я могла бросить на произвол судьбы человека, отмеченного любовью Бога?

У меня имелись специальные приспособления, чтобы затаскивать на лошадь мешки с зерном. С превеликим трудом удалось перекинуть через кобылу тяжелое тело.

Потом был быстрый, беспорядочный забег до ворот. Видно, Трехликий сжалился над нами, раз позволил без помех добраться до тропинки, ведущей к дому знакомого лесника. Передохнув у доброго старика, мы побрели домой. Словом, незнакомец пережил смертельное ранение, падение с высоты и долгую, тряскую дорогу.

Вот только как передать матушке историю его чудесного спасения, когда от усталости едва ворочаешь языком, и мысли спотыкаются одна об другую, как пьяные матросы?

Я вздохнула, и принялась объяснять обстоятельства нашей встречи. Рассказ получился несвязным, из-за чего я начала сильнее запинаться и злиться на себя. К несчастью, закончить историю мне так и не дали.

— О, Трехликий! — матушка схватилась за седую голову. — Я думала, может, пьяный… А он раненый! И что ты хочешь? Кормить его, лечить, одевать? Нам бы себя прокормить, а тут… Не знаешь ты, сколько едят мужчины! Ох, моя голова…

Массируя виски, матушка прикрыла голубые глаза, так и не закончив фразу.

В наступившей тишине мне пришла в голову мысль о том, как удачно все-таки, что лесник одолжил мужскую одежду!

Конечно, штаны незнакомцу были явно малы, открывая мускулистые икры, и рубаха в плечах треснула по швам. Но, если бы я привезла его домой голым, каким нашла в разгар сражения, то матушку с ее строгими принципами и вовсе хватил бы удар...

— Думаю, — я несмело прервала тишину, — его послал нам Трехликий. Ты же давно просила мужские руки в хозяйство! Так вот они, руки, видишь?

Я легонько похлопала по горячим, мускулистым ручищам.

— Дело за малым. Надо его выходить. Уж в травах я разбираюсь, ты же знаешь!

Матушка выдержала паузу. Заправила волосы в темно-серый платок, обернутый вокруг головы. Поджала губы, покачала головой и буркнула:

— В амбар.

Ее ответ означал, что помощи от нее можно не ждать, но и препятствовать она тоже не станет. Именно на это я надеялась.

Милара Добрая — так ее звали за глаза. Она ворчала, иронизировала, ершилась, но при этом подкармливала чужих детей, укрывала женщин в подполе от пьяных мужей, а как-то раз с топором пошла на местного буяна, когда тот перепил в таверне, а кузнец был в отлучке.

Пока животинка медленно тащила свою поклажу к амбару, до меня долетал громкий голос:

— Мэр снова присылал сватов. Рагнар заходил с новым замком для ворот. Бесплатным... Задумайся, Таира! Времена сейчас неспокойные. Если виеды нас не сцапают, то… Злых людей повсюду полно, а ты красива. Мне-то все равно. Я уже старая. А вот тебя, дуреху, жалко! Двух слабых женщин обидеть может всякий. Теперь понимаешь, о каких мужских руках я говорила?

Я тряхнула головой. Язык ухаживания мужчин был мне понятен. Но помимо мужского интереса я также понимала, какой скучной станет моя жизнь, стоит мне выйти замуж и родить.

Замужние женщины в наших краях были заперты в четырех стенах. Их интересы сжимались до мужа, хозяйства и ребенка.

Представляя себе подобную рутину, я невольно ежилась.

Никаких больше прогулок по лесу с его шуршащей листвой, запахом мха и грибов и загадочными звуками. Никаких самостоятельных путешествий на ярмарку! Никаких разговоров с Ленточкой...

Разве это жизнь?

Я покачала головой и снова взглянула на мужчину. Его бы тоже не было в моей замужней жизни. Я лишилась бы чуда. Тайны, которую ужасно хотелось разгадать. Паданца — ведь он упал на меня с неба, как спелое яблоко.

Несмотря на то, что я наплела матушке про мужские руки, я не ожидала от этого бедолаги помощи. Если получится его спасти, то в награду попрошу рассказать свою историю. Историю человека, которого сберег сам Трехликий.

Мой взгляд случайно упал на доски, что мы с матушкой кое-как приколотили к стене амбара той весной, и я тут же поправила сама себя.

Если этот сильный мужчина захочет вскопать огород или починить покосившийся забор, я не стану сильно противиться!

— Мы на месте, хозяйка! — голос Ленточки вырвал меня из задумчивости.

Встрепенувшись, я огляделась в поиске наилучшего места для ночевки. Амбар был небольшой. На правой его части стояли пять мешков с зерном и прочие запасы, а в левой прямо посреди сена были сложены скирды.

К этому сену я и подвезла бедолагу. Начала его осторожно стаскивать, как вдруг что-то кольнуло в позвоночнике, и я, потеряв равновесие от неожиданности и боли, упала вместе с воином на сено.