Жена из прошлого. Спи крепко, любимый...

Летний вечер был чудесным. Веяло запахами остывающей земли, северных цветов, крохотных и бесценных. Герберт стоял совсем рядом, его прикосновение обжигало запястье и... душу Люции, вновь и вновь бередило страшную рану. Девушка задыхалась от нахлынувших чувств. Рядом с нею находился тот, кто всегда, кажется, будет ей верен, всегда будет готов защитить, вытащить из беды, нисколько, ни капельки не заботясь о себе. Тот, кто тогда позаботился о ее крохотном сыне, не побоялся прикоснуться к ее колдовству, к ее рукам. Тайно приносил ей еду, рискуя своей жизнью, карьерой. Герберт всё был готов отдать за нее, спасти Зенона и ничего не просил себе в плату.

И даже теперь, когда он не помнит ни ее, ни себя, ничего не изменилось. Гриша точно так же предлагает сбежать, спастись и готов ради нее на все, что угодно. И ей захотелось утонуть в его любви, наслаждаться ею, позволить себе невиданную роскошь, бесценную - доверится ему целиком.

Вот только сердце все еще ноет от тоски по любимому Розену Гордому, по ее барону. И за что только выпала им с мужем такая судьба без всякой надежды на счастье. Зачем он объявил ее ведьмой? Да потому, что просто не смог смолчать, когда догадался. До конца хранил свою доблесть, честь свою, поступал так, как должно... А, может, и не любил вовсе. Нужно было сразу все ему рассказать, быть честной, зря она промолчала. Хоть и не солгала, но и не открыла Розену правды. Она родилась такой, родилась ведьмой из знатнейшего рода. Пришло время – обучилась своему ремеслу, приняла дар, каким бы он ни был. И дьявол с его искушениями здесь совсем ни при чём. Просто Люция другая, чем многие люди. Так вышло, такой она родилась.

На глазах Люции проступили слезинки – целая россыпь искорок повисла на длинных ресницах. Она никак не могла ощутить себя вдовой, поверить, что мужа нет больше, что он умер. А сначала предал ее! Поедал дважды – когда отдал под суд церкви и потом, когда женился на другой. Поверил, что стал вдовцом, поторопился под венец со знатной девицей, даже успел сотворить с ней ребенка в первую же ночь их короткого брака. Может, и хорошо, что умер. Не смогла бы Люция вновь заглянуть в глаза того, кого так безмерно любила. Ради кого осталась здесь, на Земле в чужом жестоком к ней мире.

Скорей бы открылся портал, скорей бы вернуться обратно, домой, вновь увидеть драконов, пройтись по рынку у дома, насладиться сполна гомоном разномастной толпы. Сейчас там конец лета, наверняка виноград свисает спелыми кистями с крыш домов, вялится на солнце. Единороги топчут копытами берег теплого моря. А слуги заготавливают на зиму охапки ядовитых цветов, чтобы цверги не забрались в дом и не выпотрошили книги и мотки пряжи. Должно быть, Регла тайком по-прежнему готовится к появлению в доме Люции детишек. Что-нибудь плетет своими пальцами - крючьями. Хорошая у нее служанка, хоть и крылатая гремлинша.

И зачем только она все это оставила? Зачем бросила свой родной мир? Ради любви? Так не любил ее Розен, если так быстро смог женится на другой. Забыл про нее, не оставил себе время для скорби. Ведь он был уверен, что Люция погибла. Уверен, что их малыш тоже мертв. Разве Розен не любил их крохотного сына? Или от него тоже смог так легко отречься? Должно быть, принял за колдуна. Что ж, это правда, какой бы она ни была. Слезы вновь подступили к глазам, захотелось найти утешение.

Гриша остановился, замер, как вкопанный. Он видел, что девушка рядом с ним чуть не плачет. Неужели Люция настолько боится или не хочет войти в дом Паула? Что тогда вообще здесь ее держит? Почему она не может уехать, сбежать, ведь он предлагал. Всего несколько километров нужно пройти до трассы. И попутку несложно поймать.

Гриша порывисто обнял Люцию за плечи, прижал к себе. Та дрожала, всхлипывала еле слышно, маленькая зверушка, зайчонок. Парень уткнулся лицом ей в затылок, вдохнул дивный запах волос. Он показался знакомым, смутно напомнил что-то далекое, почти невозможное. Может, они… Да нет же, совсем не похоже.

- Расскажи мне, что тебя держит здесь.

- Я не могу, - Люция покачала головой. Она и вправду не могла рассказать. Ведь узнать –не значит вспомнить. Если раскрыть Грише всю правду, он никогда не вспомнит, где именно спрятал ее малыша. Нужно молчать, от нее этот славный парень точно ничего не узнает.

- Я бы мог помочь, если бы знал. Ты боишься Паула?

- Нет.

- Сергея?

- Нет, - Люция чуть отстранилась, отерла рукавом платья слёзы с лица. Ведьмы не плачут, нет на это их воли. Мать бы ее убила, если бы узнала, что Люция смеет плакать на груди у мужчины. Настолько слаба, что дает волю чувствам.

- Тогда кого? Всех остальных?

- Пойдём в дом, нас ждут к ужину.

Гриша потряс головой, ему было страшно за себя и еще больше за девушку, которая шла впереди. Тонкая талия, волосы ходят всей гривой из стороны в сторону, перекатываются прядями, будто играют между собой змейки.

- Я войду первым.

Уже на крыльце Гриша оттер девушку в сторону. Выдохнул, постарался прислушаться и только после этого нажал ладонью на замысловатую ручку. Наощупь та показалась ему костяной, а может, и вовсе сделанной из сухого дерева, покрытого тонкой резьбой.

- Ых! - парень потянулся к поясу.

Прямо перед ним оказался Паул. Черные глаза сверкали, в них отражались блики свечей. Перед собой, как раз на уровне шеи, тот держал отточенный меч.

- Проходи, сын мой, - хитро улыбнулся черноглазый мужчина, - Люция, что с тобой?

- Пыль попала в глаза, скоро пройдёт. А вы?

- Хотел пригласить твоего друга на поединок.

Меч со щелчком скрылся в ножнах. Гриша сглотнул. Руки сами тянулись к эфесу, хотелось пощупать, взвесить на руке меч, прикоснуться к холодной отточенной стали, провести по ней пальцем.

- Зачем? - все же рискнул спросить Гриша.

- Такая традиция. В деревне так тихо, что приходится думать, чем бы себя развлечь.

Широко распахнулись дверцы резного шкафа - замысловатая дверь в подземелье. Первым оттуда вышел Сергей. Подтянутый, наполовину обнаженный, из-за пояса выразительно выглядывает рукоять пистолета. Гриша опешил. Полицейский? Военный? Нет, не похоже. Бандит? Но почему тогда не скрывает оружия при Грише? Считает его обреченным, уверен, что тот никому и ничего рассказать не успеет?

Неуловимо повеяло морем и солнцем. Будто где-то здесь, прямо в доме, была распахнута дверь, ведущая в южный сад.

- Давно не виделись, - хмыкнул мужчина, тугие мышцы так и играли, - Паул, ты?

- Предлагаю нашему гостю выйти на поединок. Вон и щиты достал, - хозяин дома кивнул на круги, криво сколоченные из досок.

- Я бы составил Грише компанию, - охотно предложил Сергей.

- Ты больше по другому оружию. С нашим гостем на мечах стану драться я. Опыт у меня большой.

- И то верно.

- Вспомним то, что нас поит и кормит.

Паул вложил в руки Гриши оружие. Тяжелая добротная сталь, латунные украшения, запах кожи, идущий от ножен. Парень неверяще провел по оружию ладонью. Он будто бы знал, что нужно делать. Тронул гарду, убедился, что та плотно сидит, не сдвинется не вовремя вниз, не даст руке соскользнуть на лезвие. Меч будто пел в руках, умолял напоить его кровью. Горячей, свежей, кипучей, кровью тех, кого и не жаль, кровью лютых врагов, подступающих к стенам.

На миг парню почудилось, что он начал слышать их голоса, громкие крики, звон их мечей, глухое лошадиное ржание. Будто возникла перед глазами другая эпоха, другое время – время упоительных, пьянящих битв. И ярость ударила в голову, потребовала от него смертей и убийств. Почудилось, что стоит только обнажить меч, крепко взять его в руку, и мир рухнет, станет другим, наполнится кровью. Показалось, как через всю комнату летит голова Паула, как падает пронзённый сталью Сергей.

Стоит только сжать руку чуть крепче, и врагов у него больше не будет. Легкая ухмылка пробежала по губам парня. Грише почудилось, что Люция перестала дышать. Мельком он увидел детское одеяльце, перекинутое через спинку кресла. Нет, он не станет убийцей, даже если и был им когда-то раньше. Это не должно повториться.