Наследница Монте-Кристо

- Лапина, на допрос!

Заскрипели железные двери камеры. Я понуро опустила голову, заложив руки за спину.

Вот и все. Сил бороться и пытаться добиться справедливости у меня не осталось. Я, возможно, предприму еще одну попытку все пояснить, попробую потянуть время, пока найдут адвоката, пусть и государственного… но этим только выиграю немного времени. А что хуже – ожидание неизбежного или финал – никто не знает…

В этот раз меня привели не в допросную, а в кабинет Тарасюка. В просторное светлое помещение, похожее на деканат или частный кабинет. Белые стены, вертикальные жалюзи на окнах, солнечный свет, льющийся сквозь стекло. Подоконники, заставленные вазонами с декоративными цветами. Новая техника, мебель, идеальный порядок с документами на столах.

Тарасюк восседал за столом с видом президента корпорации, что-то деловито разглядывая на мониторе. Но в комнате находился еще один мужчина, его практически закрывал огромный монитор. Мне показалось, что этот человек выглядит немного неуместно даже в таком кабинете. Дорогой костюм, осанка, очки в оправе. Но откуда мне было знать, как должны выглядеть следователи…

- И что мы решили? – дождавшись, когда выйдет конвой, издевательски поинтересовался Тарасюк. – Дальше в отказ или ты, наконец, подпишешь эти документы?

На последней фразе он повысил голос.

- Нет, - сжимаясь и понимая, что надолго меня не хватит, тихо ответила я. – Я не буду ничего подписывать без своего адвоката… И я имею право на телефонный звонок…

Либо мне показалось, либо мужчина в стильном костюме хмыкнул.

- Кажется, девочка, ты еще не поняла, что все это время я разговаривал с тобой как с человеком. Но если по-хорошему не понимаешь, придётся применить меры. И тебе это не понравится.

- Вы выбиваете признание. Вы даже не записали мои показания. Вы прекрасно знаете, что меня подставили, но продолжаете давить.

- Давить? – отложив мышь, Тарасюк медленно поднялся и повертел головой, будто разминая плечи. – Интересно, как? Что такое «давить», я тебе сейчас покажу.

Он стремительно подошел ко мне и, не меняя выражения лица, нанес удар кулаком в живот.

Я задохнулась от боли. Сжалась пополам, не веря, что это все происходит со мной и наяву. Тот, второй, в костюме, почесывал подбородок, задумчиво наблюдая, как меня избивают.

Второй удар пришелся по спине. Я упала на колени и захлебнулась слезами.

- Охота тебе? – равнодушно обратился к рыжему второй. – Кинь ее в обезьянник к насильникам на пару часов. Мой клиент тоже не будет ждать до второго пришествия…

Тарасюк проигнорировал его совет. Схватил меня за волосы. Боль в ране на затылке вспыхнула с новой силой.

- Села. Взяла ручку. Поставила подпись. Давай, девочка. Я насыплю тебе конфет и угощу кофе. Ну?

Меня трясло. Я сжалась, понимая, что не смогу даже удержать авторучку в руках.

- Чего застыла? Или мне действительно отправить тебя в мужскую камеру?

Стук в дверь не позволил мне закричать «Нет!» во всю мощь своих легких. Я пыталась выровнять дыхание после удара и сдержать слезы. Поэтому не увидела, кто зашел, слышала только приятный мужской голос.

- Доброе утро, коллега. Надеюсь, ты крушил мебель и ссорился со своей женой в таком тоне, а не вел допрос подозреваемой. Я поучаствую, ты не против?

Я заметила, как Тарасюк резко изменился в лице. Бросил растерянный взгляд на советчика в костюме, сглотнул так, что кадык заходил ходуном. Он выглядел… если не напуганным, то злым, раздосадованным и растерянным – точно.

А я уже не ждала ничего хорошего от этого места и всех его сотрудников. Появление нового человека означало, что давление усилится, а сил сопротивляться у меня больше нет.

Тарасюк пытался совладать с собой. Выходило плохо.

- Кальченко, заняться нечем? Все висяки рассосались само собой? Это дело доверили мне, и если будешь лезть – я прямо сейчас звоню главному…

На телефонный аппарат легла мужская рука с четкими венами и аккуратным маникюром.

- Ты можешь, конечно, наябедничать главному, только для начала вспомни буквы и внимательно прочти. С сегодняшнего дня мы ведем это дело сообща. Разрешение получено на высшем уровне СБУ.

Я все же решилась поднять глаза. Почему-то противостояние Тарасюка и незнакомца вселило в меня надежду.

Удивляться чему-либо уже было неуместно. Но я меньше всего ожидала увидеть мужчину, отдаленно напоминающего турецкого актера Джана Ямана – и своей прической, и пронзительным взглядом светло-зеленых глаз, и спортивным телосложением. Он был таким высоким, что на его фоне рыжий гестаповец показался Антошкой из мультика.

- Это просто… нет, беспредел. Я все равно подам рапорт. Дело мое… - пробегая глазами бумаги, заблеял Тарасюк.

- О, а это что за явление? – потеряв интерес к Тарасюку, свёл брови новоприбывший. -  На каких основаниях при ведении допроса присутствует доверенное лицо семьи Завальских и, насколько я успел услышать, раздает советы, как вести допрос? Господин Скачко, можете не прятаться под столом, я вас заметил. Покиньте кабинет, иначе вас выведут отсюда силой.

Тот долго не противился. Бросил на Тарасюка красноречивый взгляд, но тот лишь махнул рукой, признавая поражение. И доверенное лицо семьи того, чью смерть мне шили, выбежал прочь, хлопнув дверью.

- Я присяду? – подкатив к столу еще одно кресло, мужчина перевел взгляд на меня. – Здравствуйте, Евгения. Меня зовут Вадим Кальченко. С сегодняшнего дня ваше дело передается под нашу совместную юрисдикцию. Итак, коллега Тарасюк, позволите ознакомиться с бумагами?

Я уже привыкла, что ко мне обращаются в издевательской, презрительной манере. Но в обращении Кальченко не было ничего подобного. Будто, пока не доказана моя вина, он обращался вежливо, как к собеседнику, а не к человеку, что находился всецело в его власти.

Тарасюк побагровел и буквально швырнул ему папку.

- А что такая тонкая? Странно, учитывая резонансное дело. И даже эти два документа, что лежат на столе, не делают его увесистее. Позволите взглянуть?

Он внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Пробежал глазами текст и иронично ухмыльнулся.

- Ай как складно. Просто идеально. «Я, Евгения Лапила, двухтысячного года рождения…» так, дальше… «нанесла господину Завальскому удар бутылкой по голове… После чего мне этого показалось недостаточно, я…» Чего? «Взвалила его на свои плечи и поволокла на расстояние восьмисот метров на поляну, где достала припрятанный заранее нож и нанесла смертельный удар в сердце»? Коллега, что за хрень я сейчас читаю, не соизволите пояснить?

- Это показания подозреваемой…

Я отрицательно замотала головой, бросив на Кальченко отчаянный взгляд. Наши глаза встретились и он едва заметно кивнул, дав понять, что все и без того прекрасно понимает.

- Я не буду спрашивать, где в этом деле результаты экспертиз. Я даже пока не задаю вопрос, куда испарились некоторые вещественные доказательства. Я просто сейчас пытаюсь представить эту картину. Молодая хрупкая девушка бьет бутылкой крупного мужчину. Ну пусть, учитывая, что он на нее напал, тут все сходится. А вот дальше… Так, несмотря на травму головы, она вытаскивает его из автомобиля, наверное, включает шагомер и треккер расстояния, чтобы точно знать, сколько прошла, и не сантиметром больше. В абсолютной темноте тянет его на поляну, прекрасно ориентируясь на незнакомой местности, чтобы что? Всадить в него нож. Повторюсь, в полной темноте и подальше от автомобиля. Тарасюк, ты что-то принимал перед тем, как это состряпать?

- Ты уже перешел все границы! – взревел рыжий, потеряв терпение. – Ты не будешь вести это дело! Пошел вон, я дойду до главного, я…

- Не надо так нервничать, коллега. Кстати, вы не забыли, через пять минут вам надо отправиться на место очередного преступления? Вот мне просто интересно, вы минут десять назад только начали допрос, зная, что вам необходимо уехать. Хотя я понимаю. Вы рассчитывали своими угрозами и применением физической силы получить подпись Лапиной за пару минут, причем на глазах у стороны, заинтересованной в том, чтобы обвинить ее. Ничего не пропустил?