Правда или побег

Примерно в шесть утра, когда за окном только забрезжил рассвет, боль в животе стала настолько невыносимой, что я не могла больше даже лежать, не то что спать. Еле встала и поковыляла в сторону сестринского поста, оттуда уже слышалось суетливое побрякивание, рабочий день начался. Но медперсонал ещё не сменился.

Соседки по палате спали.

По пути заглянула в туалет и убедилась в том, что несмотря на кровоостанавливающие препараты, которые мне вкололи, кровотечение лишь усилилось. Сердце забило тревогу.

Вчерашняя медсестра, несмотря на наставления, тут же позвала врача, не желая брать на себя такую ответственность и возвращать меня в палату, а вдруг и правда что-то серьёзное.

Было решено отправить меня на экстренное УЗИ вне очереди. Уж не знаю, как медсестра уговорила несговорчивого специалиста, только приняли меня самой первой, ещё и восьми на часах не было.

Пока я лежала на кушетке, мне стало дурно. К горлу подкатывала тошнота, ладони вспотели, одолела слабость во всём теле.

– Иришка, выгляни в коридор, медсестра, которая её привела, ещё здесь? – скомандовал специалист функциональной диагностики своей помощнице практически сразу, как только моего живота коснулся холодный гель и аппарат.

Одного взгляда на его лицо было достаточно, чтобы понять, что что-то не так.

– Да. – она приоткрыла дверь и высунула голову в коридор.

– Сюда её. Живо! – поторопил он помощницу.

– Что происходит? – не на шутку забеспокоилась я, но мой вопрос проигнорировали.

– Каталку сюда быстро вези и в отделение её. Врачу я сейчас сам сейчас отзвонюсь, пусть готовят операционную.

– Что случилось? У меня выкидыш? – очередная безответная фраза в пустоту.

– Сейчас пересменка, планёрка. – напомнила недовольная медсестра.

– Какая в жопу планёрка?! – заорал врач функциональной диагностики. – Тут внематочная. Разрыв фаллопиевой трубы, внутренне кровотечение! Какого чёрта вы её только сейчас привели на УЗИ? Ещё пол часа и не откачаете. Немедленно исполняй!

Та наконец засуетилась, и уже через пять минут меня куда-то везли на каталке.

Боль в животе усиливалась, но мысль о том, что сказал врач, била сильнее. Внематочная… Слёзы застилают глаза.

Кладу руку на живот. Мой малыш где-то там, но ему не суждено выжить и родиться, ведь если его сейчас не вырежут из меня, мы оба умрём.

Дальше помню всё смутно, будто отрывками. Пожилая бабулечка в белом халате трясущимися руками вставляет катетер мне в вену. К моему удивлению, попадает с первого раза почти безболезненно, опыт.

В помещении очень холодно, а затем с меня и вовсе снимают одежду, разрезая её ножницами, и я покрываюсь крупными мурашками, похожими на гусиную кожу.

Руки зачем-то привязывают, и я остаюсь абсолютно голой и обездвиженной, что немного пугает.

– Это чтоб не дёрнулась под наркозом. – поясняет бабулечка и улыбается, но жалостливо так, с грустью во взгляде.

Вокруг суетятся люди, все в белом, раскладывают блестящие металлические инструменты устрашающего вида на столиках по бокам от меня.

Человек в маске подносит какие-то бумаги и просит подписать согласие на операцию, вкладывает мне в руку шариковую ручку. Обездвиженной рукой послушно оставляю росчерк там, где велено, не вникая особо в смысл его слов о необходимости хирургического вмешательства.

В глаза ударяет яркий слепящий свет. Когда глаза немного привыкают, мне удаётся разглядеть своё бледное отражение в сверкающем металле с многочисленными лампами надо мной.

Мужчина, который представился анестезиологом, где-то над моей головой пытается говорить со мной на отвлечённые темы. Я его не вижу, но голос у него спокойный и ровный, обволакивающий. Он просит меня посчитать от десяти до единицы и надевает маску на лицо. По катетеру в вену течёт какая-то жидкость.

На цифре восемь комната начинает кружиться, а на шестёрке я падаю в темноту.

***

Глаза открываться решительно не хотят, но меня по имени зовёт чей-то незнакомый голос. Я откликаюсь и мне разрешают спать дальше.

Чувствую, как меня переворачивают и делают укол. Опять падаю в темноту.

***

Открываю глаза в палате реанимации. Не могу до конца проснуться, наркоз, наверное, ещё действует, очень хочется спать. Рядом настойчиво пищат аппараты.

Не могу унять хаотично накативший истеричный плач, давлюсь слезами. Хочу домой, к мужу и сыну. Кто-то командует вколоть мне успокоительное, и я снова отключаюсь.

***

– Проснись, милочка. Пора вставать. После операции важно как можно раньше встать и пойти. Гуляй по коридорчикам, но не перенапрягайся. – даёт наставления новая незнакомая мне медсестра и, убедившись, что я окончательно проснулась и услышала её, выходит из палаты.

Палата тоже другая, одноместная, но вещи мои все здесь. Аккуратно разложены на прикроватной тумбочке. Наверное, персонал перенёс, пока я была на операции.

Живот перевязан и отдаёт тупой тянущей болью, боюсь даже трогать. Волосы сбились в спутанный клок на голове, который, казалось, невозможно расчесать, только состричь.

То ли мне снова вкололи что-то успокоительное, то ли тяжёлое физическое состояние организма сыграло роль, но душевная боль немного притупилась. Мне бы сейчас встать и дойти до туалета, очень уж хочется писать, остальное всё потом.

Жаль, что Марка нет рядом, чтобы поддержать меня как физически, так и морально, но с другой стороны не хочется, чтобы он видел меня такой.

Тихонечко встаю, придерживаясь рукой за стенку, и медленно делаю первый шаг, а за ним и второй, заново привыкая к ощущению собственного тела.

Лишь в туалете, когда из меня вышел кровавый комок плоти, похожий на крошечную зарождающуюся плаценту, я осознала весь ужас произошедшего и впала в истерику, роняя слёзы на холодный кафельный пол.

***

Дорогие мои, извиняюсь, что местами обрывками и хаотично, очень тяжело писать эту главу. И за краткость тоже простите, не хочу слишком глубоко погружаться.