А может, я умею?

Ира открыла рот, но слов не нашлось. Она еще стояла, раскрыв рот, когда мужская рука  легла на ее поясницу.  А мужские губы коснулись ее – приоткрытых.

Вот так вот просто. Раз – и все. И поцелуй. 

Мягкий. Теплый. Неправильно нежный.  С внезапно ударившим желанием прижаться  к тому, кто целует. Положить руки ему на плечи, а еще лучше – закинуть на шею. И – уже совсем всем телом прильнуть, чтобы его руки надавили на поясницу. А его губы – на ее, добавив сладости в поцелуй. Добавив страсти. 

Ира отстранилась резко, почти оттолкнула.  Отвернулась, уходя, прячась от темно-карего взгляда. Вблизи у него ресницы вообще роскошные. И губы мягкие не только на вид, но и наощупь. 

Как же ты мягко стелешь, Гошенька. Мастерски. Профессионально.  И вдруг навалилась усталость. Та самая, тошнотворная, такая, что желание  упасть, лечь обессиленно, вот прямо здесь и сейчас, на неровный бетон крыши – едва удержимо. И гори все синим пламенем.

- Зачем я тебе  - для коллекции? – вышло,  конечно, резко.

- Нет, - Георгий, кажется, не ожидал таких слов от нее. Моргнул – Просто… так.

- Просто так – это как раз и называется «для коллекции», Гоша.

Он смотрел на нее молча и прищурившись. Солнце, начавшее резко закатываться, бросало на его лицо причудливые тени.

- Хорошо, - резкость из голоса не уходила, и Ирина ничего с этим не собиралась делать. – Мне все равно – просто так или для коллекции, называй, как хочешь. Пошли.

- Куда? – он нахмурился. 

- Ты же хочешь секса? Вот и пошли. Лучше к тебе, у тебя кровать явно удобнее.

Налетевший порыв ветра взъерошил ему волосы, надул крутку. Георгий засунул руки поглубже в карманы джинсов. Взгляд из-под темных бровей был мрачнее мрачного.  Что, не нравится, когда играют не по твоим правилам, Георгий Саныч?

- Ты меня боишься, - процедил он мрачно.

Ах, как это знакомо. Как предсказуемо. Гоша, Гоша, неужели я не стою проявления даже капельки фантазии? 

- Нет, конечно.

- Да, конечно.

Ира покачала головой.

- Нет, на этот простенький пикаперский прием ты меня не поймаешь, Георгий. Или секс прямо сейчас – или ни хрена больше вообще. Выбирай. 

Он молчал, пристально глядя на нее. Кивнул.

- Хорошо. Не будет никаких пикаперских приемов – ни простых, ни сложных. Банальный взаимообмен. Я вспомнил! Я тебе помог снег раскидать. Ты же видела – он растаял.

- Он растаял, потому что стало тепло.

- Нет, это потому что я его разбил!

Ира вздохнула.

- Ну и что это значит?

- Ты должна мне за помощь!

Вот он, бизнесмен высшего класса. Началось с чувства вины, кончилось шантажом. Да пошел ты…

- Ты всегда такой настырный? Или просто импотент?

Он неожиданно ухмыльнулся. 

- Ты раскрыла мою самую большую тайну. Помоги мне ее сохранить. В пятницу тебе будет удобно? Театр, потом ресторан. 

- Я сыта по горло театром одного актера в твоем исполнении!

Он бессердечно расхохотался.

- Одна красивая умная девушка мне недавно говорила, что всегда стоит доверять собственному суждению. Так что лучше посмотреть на игру профессиональных актеров, чем на мои жалкие потуги.

И снова усталость.  Даже какая-то обреченность. Слово сказать – уже неподъемная работа. 

- В воскресенье. Это мой единственный условный выходной.

- Воскресенье – это через три дня.

- Молодец, считать умеешь.

Запирая дверь на крышу, Ирина утешала себя мыслью, что, по крайней мере, поест вкусно. Она даже дала себе слово обожрать Георгия. Ибо нефиг ее целовать, а потом  отказываться от секса почем зря!

***

- Ирочка…

Было бы глупостью надеяться, что ее розыски в шкафу останутся незамеченными.

- Да, мам?  - Ирина обернулась к матери с плечиками в руках. 

- Мне очень нравится это платье,  - мама вытянула вешалку из рук Иры. – И тебе оно очень идет.

- Мне кажется, оно мне совершенно не идет,  - пробормотала Ира. Теперь вся эта затея:  с выбором одежды – а вся более-менее  приличная одежда, кроме джинсов, курток и ботинок, осталась у родителей - да и само согласие провести вечер с Георгием казались Ире просто глупостью. Нет, даже не просто глупостью. Скорее, каким-то сокрушительным фиаско. Отказаться бы… но как?! Разве что сослаться на внезапно схвативший понос. Ира почему-то усмехнулась, представив, как сообщает это Гоше. И его реакцию.

Мама ее усмешку интерпретировала по-своему.

- Ну-ка, - она стянула платье с плечиков. – Давай-ка примерим.

К платью нашлись и туфельки. Ира разглядывала свое отражение в зеркальной дверце шкафа в спальне. Ну куколка. В талии узко, лиф облегает, юбочка пышная. А если волосы уложить и макияж сделать – то вообще куколка-конфетка. Георгий Саныч слюной захлебнется. 

- Ирочка…  - в комнату снова вошла отлучавшаяся на кухню мама, подошла сзади, заправила прядь волосы дочери за ухо. – Ты куда-то с подружкой собралась?

Ира вздохнула.

- Нет, мама, не с подружкой.

Мать и дочь смотрели друг на друга в отражении зеркала.

- Я собралась в воскресенье в театр. С мужчиной.  Он владелец автомобильного холдинга. Красивый. Не женатый. Его зовут Георгий. – Мама молчала, и Ира безжалостно добавила: - Надеюсь, у меня с ним ничего не получится.

- Ох, Иришка…

Мама обняла сзади, и Ира замерла в материнских объятьях. Вот мамины руки  - самые лучшие. Самые безопасные. А остальное – яд и тлен.