Бывшие
Хочется себя пожалеть. Я так старалась всегда. Так старалась, а теперь мой ребенок заявляет, что уедет жить к отцу, которого знает две недели.
Как же так?
Чувствую отчаяние и ярость. Мечусь между ними, абсолютно не понимая, куда могу сместить фокус внимания. Как сейчас выбрать безопасное русло? Что сказать дочке? Как не сделать хуже?
Смотрим с Ярославой друг на друга. Впервые вижу дерзость во взгляде этой маленькой девочки, и это опустошает еще больше. Неужели я вот так же смотрела на маму в пылу своих детских обид? Что она чувствовала в такие моменты? Боль? Опустошение? То же самое, что сейчас чувствую я?
Тру ладонями лицо, хаотично соображая, что делать теперь. Мысли кружат в голове стаей каркающих воронов. Но все, что мне сейчас хочется, — это сдаться. Сдаться, наорать на ребенка и высказаться о ее папочке не самым «лестным» образом.
Я превращаюсь в истеричку, и это пугает. Стискиваю зубы и смотрю на кисти рук. Идеальный маникюр, кольца и дрожь. Сжимаю пальцы в кулаки и прячу руки за спину.
— Ярослава, — басит Руслан.
Погрузившись в свои переживания я не заметила, как он пришел. Как давно он здесь?
Ярослава вздрагивает. Смотрит на Градова немного растерянно и мелкими шажками топает ко мне. Прижимается под бок тут же.
Он слышал ее слова? Если слышал, тогда странно, что так реагирует. На его месте я бы, наоборот, сейчас обняла Яську. Момент располагает, она ведь его боготворит теперь. Думаю, и сразу стыжу себя за такие мысли. Как и когда я вообще докатилась до таких размышлений? Что за необоснованная ревность на пустом месте?!
— Так говорить нельзя, — все тем же строгим тоном произносит Рус. Смотрит при этом на переминающуюся с ноги на ногу Ярославу. — Мама тебя не обижает, а ты ее…
Договорить он не успевает. Яра моментально взрывается громким плачем, мгновенно превращающимся в вой.
Издаю какой-то дурацкий смешок. Невпопад, конечно. Нервы.
Яра воет, как пароходная сирена, Градов замер, абсолютно не понимая, что с ней теперь делать. А я, я устала и ничего не хочу. Меня эти недели морально выпотрошили. Столько всего произошло. Жизнь на сто восемьдесят градусов поменялась.
Мой ребенок теперь не только мой…
Тру висок и, чуть прищурившись, гляжу на Ясю. Она ревет. Трет глаза, шмыгает носом, а сама то и дело поглядывает то на меня, то на Руса. Ждет от нас реакций, которых не следует.
Манипулирует? Не верю в это, конечно, но чем черт не шутит…
— Хорошо, — повышаю голос, — давай собирать чемодан. Сегодня поедешь жить к папе, — произношу с улыбкой.
Внутри все кипит, но я стараюсь излучать спокойствие. В конце концов, когда-нибудь это произойдет и Яра начнет оставаться у Руслана.
Яся моргает. Даже реветь перестает. Смотрит на меня во все глаза. Потом переключается на Руса и уже по инерции шмыгает носом. Градов молчит, но, судя по всему, тоже в шоке, как и наша дочь. Не понимает, что я несерьезно? Правда?
— Так, пижаму будешь с собой брать белую или только розовую? — спрашиваю у дочки, открыв шкаф. — Ярослава?
Малышка растерянно смотрит сначала на Руса, потом на меня. Трет щеку.
— Или передумала? — поворачиваю голову.
— Перебарщиваешь, — вклинивается Рус.
О, у тебя-то я забыла спросить, конечно! Игнорирую его.
— Ярослава, теперь у тебя два дома. Тут и у папы. Ты можешь жить где захочешь, — чеканю ровно, хоть и дается это с трудом. — Но к врачу мы поедем в любом случае.
Дочка едва заметно кивает. Снова смотрит на Руса и, потихонечку к нему придвинувшись, берет за руку.
Это удар под дых? Он самый, но я улыбаюсь.
— Вот и хорошо. Одевайся тогда. Ты у меня… нас очень смелая девочка, — хвалю, чтобы смазать все то, что дочь восприняла за негатив.
— Мам… А ты же со мной будешь зубы смотреть? Ты обещала…
— Конечно буду, моя хорошая.
Из детской выхожу выжатой как лимон. Не утро, а настоящий кошмар. Кажется, я провалилась как мать сейчас окончательно. Закрываю за собой дверь в ванной и накрываю лицо ладонями. Потряхивает.
Сама от себя не ожидала такого бурного всплеска эмоций. Я кипела. Излучала негатив. Транслировала свою взбешенность. Отыгралась на ребенке, получается?
Одна только мысль в таком вот ключе убивает.
Как я до такого докатилась? Иначе же хотела. Всегда планировала иначе!
Ручка на двери резко дергается, и я вместе с ней.
Это Градов. Ну ему-то чего от меня надо? Тоже решил высказаться?
— Пришел добить меня окончательно? Давай, я готова, — надрывно смеюсь и открываю кран.
— И часто у вас так? — прижимается затылком к стене.
Смотрю на него в зеркальном отражении.
— Первый раз, — умываю лицо прохладной водой. Хорошо, что еще не делала макияж.
— Ты уверена, что из-за меня. Правильно понимаю?
— Нет, — мотнув головой, тянусь за полотенцем.
— Ты ее избаловала.
— Не тебе судить о том, как я ее воспитывала!
— Не уверен.
— Градов, тебе в кайф это все, да? Я морально вот тут, — топаю ногой, — сейчас умираю. А тебе весело. Ты пришел добавить, да? Пожалуйста, выскажись, можешь не стесняться в словах и формулировках. Может, тебе легче станет, что я, тварь такая, ребенка от тебя скрыла?! А он был тебе нужен, ребенок этот? — повышаю голос. Не кричу. Просто злюсь. На себя. На него. На обстоятельства. — Или ты думаешь, что, раз спишь с малолеткой, у тебя опыт в воспитании детей имеется, а?
Рус ухмыляется.
Весело ему, блин.
— Ты не думала отдохнуть?
— Что?
Моргаю. Таращусь на него, абсолютно не понимая, к чему он это вообще.
— По-моему, ты не вывозишь, — отталкивается от стены. Делает два шага и останавливается напротив меня.
Он высокий, поэтому приходится чуть задрать подбородок. Это на автомате происходит.
— Что ты сказал? Я не вывожу? Я?
— Угу, — снова кивает. — Нервная. Очень.
Он продолжает улыбаться, а мне хочется огреть его по башке, да хоть вон, дозатором для жидкого мыла.