Ненужная жена. Хозяйка лавки сладостей

Сидеть и ждать сложа руки мне не хотелось. На ум то и дело приходили идеи, которые требовали воплощения. Но чтобы ими заняться, требовалось облагородить помещение. Да, «Лакомка» помогла, и внутри стало чище и уютнее, но утварь сама себя по местам не расставит, вода из колодца не притечёт, а печь не растопится. Она и так продержалась целую ночь каким-то чудом, ведь я дров в неё не подкидывала. Да их и не было больше. 

― Якуб! ― зову единственного оставшегося у меня помощника. ― Куда ты опять запропастился? 

― Чего горло дерёшь? Тут я, ― бурчит усатый, выныривая из-под одного из шкафов. ― Снова помогать? Устал я за ночь. 

― Большое тебе спасибо за помощь. Уж с кастрюлями и поварёшками-то я как-нибудь сама справлюсь. Но в тишине и одиночестве страшновато всё это делать. Составишь мне компанию? ― говорю, а сама замечаю, что крыс довольно качает головой и гладит лапками свой мохнатый животик. 

― Если просто поболтать, то я не против, ― подбегает ближе и запрыгивает на столешницу в кухне. 

Я довольно улыбаюсь, радуясь тому, что обзавелась собеседником. Ведь главная моя цель — это не просто поговорить о погоде, а выведать что-то о мире, в который я угодила, и о том, как тут всё устроено. Говорящие крысы и дома, это, конечно, здорово, но и подробности бы не помешали. 

Якуб показывает, где стоят вёдра, чтобы набрать воды. Пары-тройки должно хватить на уборку. Притаскиваю их под мирное бурчание крыса о том, что леса здесь густые, но если знать проверенные тропки, можно обежать ближайший массив по периметру за день. Главное, ночью туда не соваться. 

― Волки что ли водятся? ― уточняю я. 

― Нет, кое-кто похуже. Но тебе об этом знать ни к чему, ― начал усатый, давая повод задать интересующие меня вопросы. 

― Да я и не спрашиваю. Но общие какие-то понятия ты можешь мне дать? То, что ты волшебный, я уже и так знаю. «Лакомка» тоже не просто здание, а что-то с чем-то. Хорошо, что добрая и помогает. Спасибо ей за это, ― аккуратно провожу ладонью по столешнице, на которой принялась расставлять всякую утварь, которую достала из шкафов.

Тепло, исходящее от мебели, даёт понять, что лавка меня услышала. 

― Но драконы — это нонсенс. Кто ещё тут водится и какими способностями обладает? 

― Да много кого. Маги, к примеру, ― затараторила крыса. ― Мы живём в волшебном мире, Ирина. И сила тут повсюду. Только делится она на две составляющих. Светлую, которую используют маги и высшие существа вроде драконов и тёмную. 

― Значит, кто-то из них плохой, а кто-то хороший? ― интересуюсь, доставая из одного из шкафчиков большую коробку с серебряными ложечками и вилками для десертов. 

Надо же, у нас бы давно всё это утащили. А тут всё на месте. Никто ничего не тронул. Либо местные караулили и берегли лавку, либо она сама каким-то образом скрывала наличие таких богатств от забиравшихся в неё мародёров. Окно-то вон умудрились же разбить.

― Нет. Все они одинаковые. Оба вида силы существуют в каждом маге так или иначе. Стоит ему начать её использовать, светлая её часть идёт на убыль, а тёмная преумножается…

Якуб продолжает бурчать, а я вдруг понимаю, что у меня жутко чешется под лопаткой. До такой степени, что пытаюсь дотянуться до беспокоящего места рукой, но не выходит. Беру одну из вилок и скребу ею как чесалкой. Нахваталась-таки блох от крысы. Приплыли. 

― …и если не сбросить избыток тёмной энергии, то она начинает поглощать душу бедолаги, ― слышу и замираю.

― Погоди-ка. Как это душу? Куда сбросить? ― застываю, понимая, что пропустила всё самое интересное мимо ушей.

― Говорю же, тьма — коварная штука. Если много магичить и не избавляться от неё через положительные эмоции или… кхм, другими способами, можно сильно пострадать, ― Якуб поднимает свой когтистый пальчик вверх, будто читает мне нравоучения. 

― И превратиться в крысу? ― пытаюсь пошутить, но по тому, как замирает грызун, понимаю, что, возможно, попала в точку.

― Нет, не в крысу, Ирина, ― недовольно бросает он и отворачивается к окну.

Мне бы пожалеть о неуместной шутке, но зуд настолько раздражает, что я уже практически на стену лезу. А ещё у меня снова урчит в животе. Да так громко, что Якуб поражённо пучит на меня свои крысиные глазёнки и восклицает: “Сапожник без сапог, да? Опять ничего не ела, повариха ты горемычная?”

Быстро киваю, но голод заботит меня сейчас куда меньше, чем усиливающийся непроходящий зуд. 

Вздрагиваю, потому что слышу стук в дверь. Громкий такой, настойчивый.

― О, ящер, поди, вернулся. Сейчас он тебя накормит, ― отшивается Якуб в отместку и бежит к входной двери. 

Я, само собой, за ним. Но не так быстро, как пронырливая крыса. Ноги не идут. В теле слабость. Прав всё-таки мохнатик, совсем я не думаю о еде. А, вернее, не думала. Потому что с появлением зуда, все мысли мои как раз только о том, чтобы набить желудок чем-нибудь вкусным. Неважно, будет оно сладким или солёным, главное, чтобы не пресным. 

― Грей? ― открыв дверь, вижу на пороге паренька с огромным мешком муки наперевес. 

Торопливо оглядываю окрестности. Не видно ли где моего неадекватного муженька. Обещал ведь ноги ему переломать, если увидит.

― Ты что тут делаешь? ― спрашиваю и понимаю, что сказать стоило для начала извиниться и поблагодарить его за то, что вступился за меня.

― Муки тебе принёс. Впустишь? ― смотрит на меня как побитая собака на хозяина, хотя это мне бы нужно на него так смотреть. Обидели парня почём зря, а он не только не держит зла, а ещё и провианта приволок. ― Там сахар и корзинка с яйцами у входа стоят.

― Где ты всё это достал? ― спрашиваю, а у самой уже слюнки текут, как подумаю, что теперь могу приготовить элементарную яичницу.

― Это не я. Врать не стану. Лариан лично по деревне ходил, собирал. К нам на мельницу тоже наведался, да только отец его спровадил. Мы тебе и так муки дадим. Так что, тут оставить или в кухню занести?

― Ой, что это я? В кухню, конечно. Спасибо вам огромное. Я непременно за всё рассчитаюсь, как лавка доход начнёт приносить, ― хватаю корзинку с яйцами и спешу к плите. 

Кажется, что если прямо сейчас не отправлю чего-нибудь съестного в рот, грохнусь в обморок. Отродясь мне так голодно не было. Да и особенным аппетитом я не отличалась. Странное ощущение. Неприятное.

Грей ставит муку в углу и отправляется за сахаром, а я думать ни о чём не могу, кроме еды. Собака Павлова, ей-Богу. Аж слюнки текут. Что же со мной такое? 

Ардэн вон тоже то и дело и съестном говорит, и всякими словечками про специи апеллирует. Может, от него подцепила? Это заразно? 

Хватаю сковороду и разбиваю на неё пару яиц. Крупные, домашние, куриные… радуют глаз большим аппетитным желтком. И только я собираюсь их пожарить, как вспоминаю, что печь-то давно остыла, огонь потух ещё утром. Дров больше нет, а другого источника тепла в кухне просто не имеется.

― Да ладно! Я же так с голоду помру, ― с досадой опускаю сковороду на чугунную поверхность печи, где ещё утром жарила тулумбочки и нервно сглатываю. ― Вот же! И правда, сапожник без сапог, ― щёлкаю пальцами, понимая, что Якуб-то оказался прав, досадливо цокаю и отворачиваюсь от своей импровизированной «плиты». 

Пытаюсь бороться с подступающими слезами, но они предательски льются из глаз. Кажется, что если прямо сейчас чего-нибудь не съем, умру на месте. И…о, чудо! За спиной что-то начинает шкварчать, а нос щекочет аромат жареных яиц.

― Что же ты сразу не сказала, что маг? ― слышу голос Грея, а сама как заворожённая смотрю на раскалённую сковороду с готовой яичницей на совершенно холодной плите.