ГЛАВА 3. Трус.

     Вероника смотрит на меня, как на сумасшедшую, то есть отчаявшуюся ненормальную женщину. Ей, наверное, становится меня жалко, и она тянется за рюкзаком.

     А мне плевать, что она там думает про меня. Уже не до этого всего. Я открыла карты. Жду.

     -  Но у меня сегодня совершенно новый телефон, вот, смотрите. Я сегодня утром его купила. У меня даже есть чек и коробка, - она открывает свой рюкзак и вытаскивает белую коробку из-под телефона, - вот и чек, пожалуйста. Там стоит сегодняшнее число.

     Как это? Опять совпадение? Заколдованный круг какой-то. Куда я не ткнусь, везде заперто.

     - А ваш номер остался прежним? – сдался мне её номер.

     - Да, конечно. Зачем мне менять номер?

     Смотрю на её дорогущий телефон и не понимаю, что происходит. Что мне с ней делать дальше? Если я на неё нажму, она точно уйдёт и обвинит меня в неадекватности, мягко выражаясь. И я останусь у разбитого корыта.

     - А где старый телефон? – делаю я ещё одну попытку.

     - Я его поменяла на новый с доплатой, - встаёт с табуретки, - Анна, если это всё, то предлагаю закончить нашу встречу. У меня много дел в Москве.

     - Подумайте над моей просьбой. Не смею вас задерживать, - мне становится плохо, я не выдерживаю этого абсурда.

     - До свидания, - говорит Вероника и действительно уходит из кафе, сопровождаемая неоднозначными взглядами Полиных гостей.

     Я остаюсь в полной прострации. Смотрю на стену. Чувствую, слёзы где-то совсем близко, надо только чуть-чуть подтолкнуть.

     Подходит Поля.

     - Как прошёл разговор? Говори – не молчи. На тебя смотреть невозможно. Она сказала, что не уйдёт от Ромы?

     - Она обвела меня вокруг пальца, - говорю я монотонным голосом, -  эта малолетка.

     - Ну, это мы ещё посмотрим. Теперь она знает, кто ты такая, как выглядишь, сколько про них знаешь. Теперь им будет труднее. Роме точно. Он теперь не сможет безнаказанно врать и притворяться.

     - Она не призналась, - мычу я, - она сказала, что не знает Рому. Поля, я не готова к такому сражению. Я переоценила свои силы. Она – танк. Я ей не верю. Я знаю, что она врёт.

     - Хлебни, - Поля ставит мне стакан виски со льдом, - просто сделай маленький глоточек.

     Я делаю.

     - Знаешь, что мне сказал Иннокентий? Мужчина, который приходил за заказом?

     Поднимаю на неё лицо.

     - Эта девушка, что сидит у бара, - сказал мне Иннокентий, показывая глазами на Веронику, - одна из самых дорогих эскортниц. Мне показали на неё на Петербургском экономическом форуме. Я не могу ошибиться.

     - Что? Эскортниц? Тех самых? А как же он про неё узнал? Он, что, прибегает к их услугам? – опять включаю я следователя-самоучку.

     - Откуда мне такое может быть известно? Ты что? Иннокентий занимается информацией, то ли  журналист, то ли блогер, то ли политолог, но с допуском в самые высокие круги. У меня с ним очень давние и вполне доверительные отношения, - наливает себе лимонаду и  вдруг говорит, - Иннокентий, может, к их услугам и не прибегал, а вот твой Роман, неизвестно. Как раз в Питере.

     Услышав Полино умозаключение, допиваю залпом виски. За какую же ниточку я потянула? И что мне вечером говорить Роме? Он теперь всё знает. Но ведь, я уверена, будет продолжать играть в «непонимайку». Ему тоже не нужен развод. К экскортницам не уходят. Ей такой, как Рома, нафиг не нужен. Что же между ними было?

     - Как часто к тебе приходит этот Иннокентий?

     - Пару раз в неделю. Садится в самый дальний угол с компом и работает два-три часа. Потом обедает. Любит утку.

    - Поля, причём тут утка!

    - Это я случайно. Я каждого клиента запоминаю по его заказам.

    - По каким дням он приходит обычно?

    - По четвергам чаще всего, иногда во вторник или в понедельник даже. Завтра четверг. Приходи к двенадцати. Ты хочешь с ним встретиться?

    - Да. Завтра приду.

    Замечаю, как один из химиков за столом на меня пялится. Надо уходить, а то сил на разговор с Ромой почти не осталось. Идти домой и готовиться к поединку. Рома всё уже знает. Может, у него хватит смелости самому начать говорить? Извиниться, объясниться, сказать, что думает по вопросу. Не-а. Не хватит. Они все смелые в бизнесе, а с бабами они робкие и трусливые, им трудно, им тяжело слушать о том, что они мудаки. Да ещё и от женщин. Да ещё и зная, что она, жена, права.

     Иду домой медленно и внимательно смотрю под ноги, потому что опять в этих модных кедах. Захожу в булочную, беру половинку без дрожжевого ржаного хлеба и пакетик клубничных меренг.

     «Ты любишь её?» Этот вопрос вертится в голове, как только я начинаю думать о разговоре. Он, по сути, самый главный и самый страшный. Что он там подразумевает под словом «любовь», совершенно не важно. Он понимает мир так, как понимает, не маленький.

   Не буду ему ничего объяснять, передумала. Если бы не эскортница, я бы ещё попыталась. А тут совсем дно. Даже перед Полей неудобно.

   Ноги не идут. Не хочу домой. Зашла в посудный магазин, пересмотрела все сервизы и бокалы. Стало ещё тоскливее, потому что мне это совершенно теперь не нужно, хотя и красиво. Посидела опять на лавочке, почитала какую-то муру в телефоне. Почти семь, наверное, уже приехал или вот-вот.

    Поднимаюсь в квартиру, открываю дверь, захожу. Тихо. Переобулась, помыла руки, положила хлеб и остаток меренг куда-то на кухню, иду в гостиную.

    Что это?

    На столе конверт.

    Трус!

     Сбежал, наверное.