Против судьбы
Апрель 2015 года
Телефон дрожал в моих руках. Я трижды стирала номер и набирала снова, прежде чем набралась смелости нажать «вызов». После четвертого гудка раздался мамин голос — уставший, но теплый.
- Дани, ты где? Ты в порядке?
- Мама…– мой голос предательски сломался. – Мне нужно с тобой поговорить.
Тишина в телефоне стала гробовой, будто она уже всё поняла.
- Что случилось? – просила она громче.
И я рассказала обо всём. Мне нужно было высказаться кому-то. У меня не было сил больше держать всё в себе. Выложила всё как есть. Вечеринка. День рождение. Ночь. Удар. Авария. Убийство мужчины. Бегство. Сделка с дьяволом. Сегодняшние похороны. Слова вырывались, как осколки, раня и меня, и маму.
Когда я закончила, наступила мертвая тишина.
- Мам?
- Сиди там, где ты есть. Не высовывайся, – её голос стал резким, каким бывал только в детстве, после того как я могла что-то натворить, – Ты никому больше не говорила, кроме Олега Левинского?
- Н-нет…
- И не говори. Ни слова!
Я замерла, не понимая.
- Но… его семья… полиция…
- Ты хочешь сломать себе жизнь? – она почти прошипела. – Ты думаешь, его воскресят, если ты признаешься? Кому ты этим поступком сделаешь лучше?
Мое дыхание перехватило.
- Но это же неправильно…
- Правильно — это чтобы моя дочь не гнила в тюрьме! – она сдавленно кашлянула, будто подавилась собственной яростью. – Ты даже не была пьяна, это был несчастный случай! Ты меня поняла? Ты просто уснула. Ты устала! Спасибо большое Олегу за его своевременную помощь. Чтобы с тобой случилось, если бы не он.…И отцу он хочет помочь. У него тоже появились проблемы. Ты должна на него молиться.
Я сжала телефон так, что экран затрещал.
- А жена этого мужчины? Его ребенок?
- Мы дадим им денег, – сказала мама так просто, будто предлагала купить молока. – Анонимно. Через адвоката. Они получат «наследство». Но больше никому – СЛЫШИШЬ? – никому не признавайся.
Я закрыла глаза. Внутри все кричало, что это неправильно. Но другая часть – трусливая, дрожащая – облегченно вздыхала.
- Я прилечу первым же рейсом к тебе, – продолжила мама. – Мы все обсудим. И запомни: это останется между нами. Навсегда.
Мама была непреклонна. И часть меня…была ей благодарна за эту жестокую защиту. Когда я договорила с мамой, подошла к машине и села в неё, Миша с кем-то разговаривал.
- Марианна, солнышко моё, ты всё неправильно поняла.
Разговор длился на повышенных тонах. Голос его девушки отчетливо был слышен в салоне автомобиля даже не на громкой связи. Марианна плакала в трубку и кричала на Мишу, обвиняя в двуличности и лицемерии. Он посмотрел на зеркало заднего вида и заметил меня.
- Любимая моя, прости меня, пожалуйста. Мне очень жаль. Я тебе потом перезвоню.
И не дав договорить девушке, сбросил звонок.
- Даниэлла Алексеевна, только ты не начинай. Без тебя и так тошно.
- Я ничего и не говорю. Сам виноват. Тебе и выкручиваться.
- Мы договорились общаться на деловые темы. Так что давайте не будем разговаривать о том, что вы сейчас услышали.
- Миш, твои проблемы. Я ничего не говорю.
- Куда едем?
- В полицейский участок.
Сдаваться.
Хватит с меня лжи!
Пора получить искупление.
***
Телефон дрожал в руке. Я набрала номер Дамира, но так и не нажала «Вызов». Не смогла. Вместо этого подняла голову и сказала:
- Миша, отвези меня в полицейский участок.
Он оторвался от телефона, и уставился на меня:
- Чего? Зачем тебе полиция?
- Не задавай лишних вопросов. Это тебя не касается. Просто поверни за угол. Это на Горького, в пяти минутах езды.
- Ты сдурела? Что ты уже придумала?
Я отвернулась к окну.
- Не твоё дело. Знай своё место, – он испытывает моё терпение, на любезности я не способна ответить.
Миша замер на пару секунд, потом резко дернул рычаг передач, и мы поехали.
- Как вам будет угодно, Даниэлла Алексеевна. У ваших тараканов, видимо, сегодня вечеринка, – не на шутку завелся он.
Поглощенная своими мыслями, на эту издёвку я никак не отреагировала. Мы ехали в тишине, и я понимала, что решение уже принято. Признание может стать моей единственной надеждой на избавление от этого груза. Может, тогда я смогу вновь спокойно вздохнуть, освободившись от этих оков, которые сама на себя надела. И от Олега избавлюсь и его жестких требований, указанных в брачном договоре.
В конце концов, мы подъехали к полицейскому участку. Заставив себя выйти из машины, распахнула дверцу и вышла на улицу. Железные двери с грубой текстурой открывались с противным скрипом, отдаваясь эхом в коридорах. Я внутренне сжалась, прочувствовав страх и нерешимость. Миша остался в автомобиле, его недовольное выражение лица, кажется, говорило само за себя все те слова, которые он не решился мне высказать. Хорошо, что он не в курсе прошлых событий. Полицейский участок встретил меня холодным светом люминесцентных ламп, запахом кофе и гулом разговоров. Сердце бешено колотилось, но я шла вперед, не оглядываясь. Перейдя через порог, подошла к стойке дежурного.
- Чем могу помочь? – спросил он, даже не поднимая глаз от документации.
- Я… я пришла с повинной, – голос дрожал, но я не позволила ему сорваться. Я здесь! Не прячусь, забившись в угол. И всё ещё имею право на управление хоть какой-то частью своей никчемной жизни…
Предварительно накаченная дозой успокоительного, чтобы не сорваться на истерику. Не поддаваться эмоциям.
Офицер, наконец, посмотрел на меня оценивающе.
- По какому делу?
- Четырнадцатого апреля произошло ДТП со смертельным исходом, – слёзы были готовы прорваться, но взяв себя в руки, продолжила говорить, – на перекрестке Гагарина и Цветном бульваре. Это произошло по моей вине. Я б-была пьяна за рулем и врезалась в машину Третьякова Дмитрия. Это полностью моя вина. Он умер из-за меня.
Хранить тайны — это всё равно, что играть с огнём, когда ты ими делишься, то можешь ранить другого человека, а если оставишь при себе, то рано или поздно обожжёшься. Прошлое — коварная штука. Иногда оно оставляет неизгладимый след, а иногда окутано мягкими и легкими воспоминаниями. Но если погрузиться во мрак слишком глубоко, кто знает, каких чудовищ ты там пробудишь?