Наваждение. Спасти дочь друга

Никита

Спать ложиться смысла не было, поэтому заехал домой только чтобы переодеться и смыть грязь самой странной в моей жизни ночи. Соня, увидев меня в такую рань в кабинете, роняет из рук пухлую папку, и документы с разноцветными стикерами, исписанными убористым почерком, плавно ложатся на разноцветную плитку пола. В другой раз я помог бы секретарше, но из меня точно душу вынули.

— Ох, это я дала. Доброе утро! Случилось что, Никита Петрович? — Соня, подтянув юбку повыше, встаёт на четвереньки и ползает среди документов.

— Нет! — Цежу вторую чашку кофе и вновь смотрю на экран компьютера. Щёлкая кнопкой мыши, листаю фото Миры в соцсети. Где же ты, маленькая, сейчас? Не обидел ли кто тебя? Она убежала без телефона и со вчерашнего утра в свой аккаунт не заходила. Матери не звонила, если Регина не врёт. И это страшно. Ведь обычно телефон родителей дети учат наизусть. Марина знала наши с Галочкой номера на зубок с первого класса. Правда, не исключаю варианта, что Мира обиделась на мать и сейчас сидит дуется у подруги или приятеля. Может, у Серёгиной дочки парень есть? Тру кулаками глаза. Хотя Шакал вряд ли такую девочку упустил бы.

Соня семенит к столу, и я сворачиваю окошко. Запыхалась бедолага. Соня бухает передо мной папку:

— Уф! Собрала. Всё, как всегда: розовая бумажечка — на подпись, зелёная — на рассмотрение. И новый контракт. К одиннадцати приедут поставщики…

— Сонь, я помню всё, — проглатываю зевок. В глаза хоть спички вставляй. — Спасибо!

Соня убирается в приёмную. Набираю номер Регины, не в силах дольше ждать звонка от неё. В восемь утра, думаю, приличия позволяют. Да и какие, к псам, приличия, когда речь идёт о жизни дочери!

— Здравствуйте, Регина!

— Доброе утро, — явно спросонья буркает Мирина мать.

— А оно доброе? Дочка звонила, приходила?

— Нет.

— Не спросил вчера... Есть у неё друг или парень, к которому она могла бы пойти?

— Кого могла, я обзвонила.

— Тогда надо идти в полицию, писать заявление. — Мне уже плевать, как я буду выглядеть в глазах представителей власти.

— Подождём немного.

— Чего ждать? Сводку криминальной хроники, — ударяю кулаком по столу. — Я приеду в час дня, и пойдём вместе писать заявление.

— Хорошо, — блеет в трубку Регина, — только вот как быть, если…

— Никаких «если»! — Сбрасываю звонок, и с губ срывается крепкое словцо.

Пододвигаю к себе папку и подписываю документы с такой злостью, что прорываю один документ стержнем. Ору в коммутатор короткое:

— Соня!

Отшвыриваю ручку и вновь открываю фото Миры:

— Как же вы с Серёгой жили с этим чудовищем?

Соня врывается в кабинет с выпученными глазами:

— Здесь я!

— Документ замени. Порвался.

Соня хватается за сердце и плетётся к столу:

— Что ж так орать-то?

На людях Соня ведёт себя деликатно, но, когда мы вдвоём, может и пофамильярничать. Она со мной с самого начала работает и дело знает. Наверное, я и правда сегодня не в себе, раз она напоминает о назначении цветных стикеров.

Едва дожидаюсь конца переговоров. Юрист у меня толковый, начальники цехов тоже. Получаем нужные условия с лихвой. Жму руки партнёрам и вскоре уже вылетаю на внедорожнике из ворот. Регина встречает меня с улыбкой сытой кошки, но не спешит приглашать в квартиру.

— Нашлась Мира. Уехала с подругой.

— То есть?

— Сказала, что хочет пожить самостоятельно, — Регина пожимает плечами и отводит глаза.

— Может, вы пригласите меня в квартиру? Я вашу дочь всю ночь по клубам искал.

— Вы извините, Никита Петрович, но мне надо собираться на тренировку.

— Подождёт ваша тренировка, — нажимаю плечом на дверь и, отодвинув Регину в сторону, шагаю прямиком в гостиную. — Вы даже не соизволили мне позвонить. О, какие розы? Мирина подружка подарила не иначе.

— Почему подружка? — Регина кусает губы. — Вы считаете, мне не могут подарить цветы поклонники?

— Могут, конечно, могут, — взгляд падает на краешек пятитысячной купюры. Он выглядывает из-под подушки. Плюхаюсь рядом с ней. Вчера на этом месте сидела Регина. Приподнимаю подушку и цокаю языком. — И денег поклонники накинули на бедность, да?

— По какому вообще праву вы ввалились в мою квартиру?

— Хотя бы на том основании, что Серёга был мне другом! — вскакиваю с дивана и, схватив Регину за отвороты кенгурухи, впечатываю отвратную бабу в стену. — Ты кому дочь продала, тварь? Я тебя сейчас по стене размажу!

— Я её не продавала! — взвизгивает Регина. — Она сама с мужиком пришла. Кошка драная! Сказала, что уезжает. Он денег дал! На бедность, как ты говоришь.

— Не тычь мне? Что за мужик? Как звать? — меня трясёт от гнева. Я уже совершенно уверен, какое имя услышу из уст этой дряни.

— Нормальный мужик, — лицо Регины перекосило, она испуганно тараторит сквозь слёзы: —Потап зовут. Хорошее имя.

— То есть ты отдала дочь мужику, потому что имя у него красивое?

— Нет, конечно. Главное, что он Мирочке понравился.

— Вчера тебя особо не заботило, нравлюсь я ей или нет. Телефон Потапа этого. Живо!

— А у меня его нет, — вжимается в стену Регина.

— Да твою дивизию!

— Правда, нет.

— Телефон Миры!

— Сейчас, — Регина взглядом указывает на свои искусственные дыни под кенгурухой.

Убираю руки. Мирина мать семенит к столу. Она разблокирует свой телефон и диктует номер. Тут же набираю — абонент не доступен.

— Мобильник заряжен был у Миры?

— Почём я знаю, — Регина плюхается на диван и накрывает деньги подушкой.

— М-да. Похоже, мне одному придётся идти в полицию.

— Зачем? — Регина посильнее придавливает деньги подушкой. — Мира же нашлась.

— Ты её продала.

— Не докажете! Объявление я удалила ещё вчера.

— Может быть, — улыбаюсь я. — Только бесследно ничего не проходит в интернете. К тому же у меня сохранился скрин. Так что подумай хорошо. Всё ты мне сказала?

— Да. Честное слово.

— Живи пока.

Выхожу на улицу, будто из затхлого подземелья. Регина гиена почище Авдеева и Юрки Шакала вместе взятых.

Вытираю руки влажной салфеткой и кидаю в урну. Салфетка приземляется на мобильный телефон. Достаю его и бегу обратно в подъезд. Регина даже не удосужилась закрыть за мной. Так и осталась сидеть на диване, уставившись на цветы. Хотел втащить ей сгоряча, но застываю на пороге с телефоном в руках. Такую тварь лишь могила исправит, а на криминал точно не пойду. Прохожусь по комнате и подскакиваю к Регине. Потрясаю перед её лицом мобильником. По экрану разбежалась паутина трещин.

— Это телефон твоей дочери?

— Она. Мне. Не дочь! — Регина, не взглянув на мобильник, кладёт голову на спинку дивана и закрывает глаза. — Уйдите, пожалуйста.

В меня словно молния бьёт. Все слова вылетают из головы. Мысленно сравниваю мать и дочь. Мира похожа на отца. Ещё вчера заметил. Обычно дети, похожие на одного родителя, хоть что-то да берут от другого. А здесь… Регина — крашенная блондинка, у Миры тёмные волосы — может до визита к парикмахеру девы и ходили в одном цвете. Регина обладательница голубых глаз, у Миры — зелёные. Хоть убей, не помню, какие у Серёги были. Он не баба, чтоб его разглядывать, но точно не карие и не синие. Впиваюсь взглядом в лицо Регины. У Миры губы пухлые, у Регины явно увеличенные у косметолога. Скулы сделаны там же. Но, даже если отбросить в сторону все искусственные прикрасы Регины, стоит признать — мать и дочь не похожи. Мира хрупкая барышня, будто сошедшая с полотен художников девятнадцатого века, а Регина смело могла бы позировать для спортивного журнала.

— Теперь я хочу знать всё, — усаживаюсь в кресло. Руки до побеления костяшек впиваются в подлокотники.

— Если сварите мне кофе, расскажу, — выдыхает Регина. — Мира принесла торт. Очень кстати. День, когда её не станет в моей жизни, всегда виделся мне пышным праздником. Шарики гелием не успела надуть. Хотя куплены давно.

Заинтригованный, ухожу без слов на кухню. Третья за день чашка кофе в меня не влезет. Включаю кофемашину и чайник. Отыскав в шкафчиках пачку чая, завариваю себе покрепче. Возвращаюсь в комнату с деревянным подносом, молча расставляю тарелки, чашки и приборы. Регина снимает высокую картонную крышку и грустно улыбается, глядя на маленький кремовый шлепок с тремя безе: