Положитесь на меня, мадам!

Глава, в которой барон фон дер Тренк пытается писать свои знаменитые мемуары и отчаянно недоговаривает.

Крутые дяди говорят: "Твои потуги смешны,

Куда годна твоя дурацкая рать?

Подумай сам: коснется дело настоящей войны, –

Они же строя не сумеют держать".

Ты серый снег смахнешь с лица, ты улыбнешься легко,

Ты скажешь: "Верно. Но имейте в виду:

Где ваши штатные герои не покинут окоп, –

Мои солдаты не сгибаясь пройдут."

(Олег Медведев, «Идиотский полк»)

Тем временем март медленно, но верно, вступал в свои права, и в городе начиналась настоящая весна: с теплыми лучами, льдинами на реке, первоцветами, всюду лезущими из оттаявшей земли, – что в ухоженном цветнике, что на грязном пустыре, на который выливали помои. С птицами, строящими свои шаткие щебечущие амуры и спешно соображающими, кому с кем нынче вить гнездо и которой от которого высиживать птенцов. С охотящимися на них котами, которые выясняли аналогичные вопросы так, как привык решать их Тренк, – в поединках с правилами и без. С пьяницами, которым весна словно бы добавляла градуса. И, конечно, с сумасшедшими, безумию которых она придавала огонька и фантазии… О, это Тренк понимал отлично: как-никак его отряд состоял сплошь из городских сумасшедших, – а других бойцов брать было негде и некогда. Да и Бог весть, справятся ли здесь нормальные…

Следующая неделя была масленичная: на нее и был запланирован побег. Идея была незамысловата и в целом осуществима: выбраться из окна камеры по веревке, пройти мимо подпоенных солдат, соединиться с ждущим его отрядом, смешавшись с толпой ряженых на городских улицах, а потом на лошадях рвануть к ближайшей заставе.

– Он уже подпилил кандалы и решетку? – спрашивал Тренк, зная по опыту, что эта работа занимает от недели до месяца, а зависимости от качества метала и инструмента.

– Он не мог! – с уже привычным фанатичным жаром отвечала рыжая предводительница. – То есть сначала он и не собирался: у него были другие задачи. А потом и вправду не мог: обвинение в шпионаже и допрос с пристрастием… У него вывихнуты руки после дыбы, – ее голос предательски вздрагивал.

– Тогда какого черта вы планируете, рядовая гвардии? – резонно вопрошал Тренк. – У вас ничего не готово!

– Матиаш отомкнет его кандалы, – отвечала женщина. – Окно с подпиленной решеткой имеется в одной из общих камер, это тоже решено заранее. Матиаш проведет его…

– Так вы собираетесь устроить массовый побег уголовников? – барон присвистнул. – Да у вас щедрая душа, мадам. Впрочем, это тоже неплохо: один чародей и толпа бандитов, в большом беспорядке проще затеряться.

Самым слабым местом в этом плане был расчет на Матиаша, хотя… У него были аж два дублера, правда, оба с приветом: «уверовавший» писарь Людвиг Хоффмайер и пастор Готлиб Шварц, который, надо сказать, был тоже слегка не от мира сего.

***

За две недели Тренк успел привыкнуть к своему странному отряду, – и ей-Богу, теперь они не казались ему такими безнадежными: солдат Карл был силен и исполнителен, коридорный надзиратель Матиаш – хитер и практичен. Судейский писарь Людвиг, хоть с придурью, был внимателен к деталям и мог вызнать что угодно, молодой пастор Готлиб имел доступ в тюрьму к своей пастве и вдобавок столь невинную рожу, что его не заподозрили бы ни в чем, даже застукав с топором в руке рядом с расчлененным трупом…

Да в общем-то и «святая женщина» оказалась волне вменяемой дамочкой, а ее боевой опыт мог быть очень даже полезен. На самом деле, ценный вариант в таких вот рискованных операциях: женщина, от которой не ждут ничего, кроме слабости и глупости, порой может уделать любого врага даже эффективнее, чем мужчина – как раз-таки пользуясь эффектом неожиданности. Кроме того, эту компанию собрала именно она, да и какой-никакой план побега у нее уже имелся, – оставалось «отшлифовать» его, придав необходимый блеск и изящество исполнения.

– Господин провидец спас Орден в тяжелые времена! – говорила женщина, и в ее голосе благодарность и преданность мешались с отчаянием. – Он мог уйти и раньше, когда его обвинили всего-то в мошенничестве и занятиях магией! Или вовсе избежать тюрьмы. Но когда на нас началась настоящая охота, он отвлек внимание, объявив себя магистром и приняв на себя все страдания, что уготованы попавшейся в капкан крупной дичи. Дал нашим людям возможность перегруппировать силы. Освободил адептов от присяги и обетов, что упростило их задачи. Это помогло на немалое время, но не спасло окончательно, а потому… Он сделал невозможное, заставив мир забыть о нашем существовании. Теперь Невидимые считаются не тайной силой, которую следует уничтожить, а просто сказочкой. Дезинформацией, которую распространил ловкий шпион под личиной чародея, чтобы распылить силы во время войны. А потому… на сей раз его обвинения слишком велики, чтобы ему сохранили жизнь*…

– Хорошо, побег будет успешным, но что вы планируете потом? – спрашивал Тренк. – Ему придется покидать страну. Я бы рекомендовал Францию…

– Нет! – отвечала амазонка. – Не просто страну, а Европу: на магистра точит зуб не только Империя, а потому он должен сесть на корабль и пересечь океан. Мы найдем способ переправить к нему его семью, – глаза ее подозрительно блестели, и это была скорее влага, чем огонь.

В эти дни Тренк с своим отрядом проводил «учения и рекогносцировки» в ближних окрестностях тюрьмы: здесь стоишь ты, здесь ты, согласно плану А мы отступаем в этот переулок, согласно плану В – в тот. Каждый наизусть знал расписание пересменков часовых, порядок их расстановки и чуть ли не каждого в лицо…

– У нас только одна попытка, – говорила рыжая фанатичка по дороге с очередных «учений». – Другой не будет!

– Кто вам сказал такое, мадам? Попыток может быть немало, – уверял Тренк. – У меня их было больше десятка. Конечно, меня не приговаривали к смерти, но уж парочка-то заходов возможна и здесь. Не волнуйтесь, его не казнят в ближайшее время: у меня свой человек в Вене при дворе.

Она смотрела с благодарностью, не догадываясь, насколько он блефует: вестей от Тринадцатого принца не было, хотя... времени-то прошло всего ничего. Впрочем, Тренк, немало не сомневаясь, внушал даме ложную уверенность: тревоги в ней и так хватало, а паника, в которую мгла впасть женщина в ответственный момент, была точно лишней.

Определенность – вот то, что было нужно им всем. Похоже, пытаясь внушить ее своему странному отряду, Тренк малость перестарался…

***

Темень, теснота – он, словно червяк прокладывает ход сквозь толщу грунта. Песок, осыпающийся со стенок хода, кажется, везде: под ногтями, за пазухой, на зубах. Надо преодолеть самую опасную часть – то самое роковое место под крепостной стеной. Вот дыра на месте сползшего вниз блока, и человек протискивается в щель меж двумя соседними… «Крак!» – короткий треск кладки: у этой башни «гуляет» фундамент. Человек не успевает вывернуться: сверху съезжает новая огромная плита. Вдавливает его в землю, острым краем упираясь в поясницу, грозя перемолоть внутренности в кровавую кашу, смешанную с обломками позвонков… Чудовищная боль и тяжесть, – а потом он взмывает над крепостным валом и видит все сверху: ближний бастион, солдат на нем, каменные стены, ров, дорогу чуть поодаль. Крыша башни присыпана искрящимся на солнце снегом: его нетронутой чистоте нет дела до того, что в этот миг под землей гибнет узник… Плита внезапно замирает, так и не окончив своего черного дела. Не разбирая, за что она там зацепилась, человек лихорадочно копает, выгребая вверх, в свой готовый лаз, в свой путь к свободе…

Скатившись с кровати на пол, Тренк понял, что это был сон. То, чего не было. Но нет, все было именно так… Какое чудо остановило эту плиту? Откуда он взял в себе силы двигаться дальше? Когда впереди замаячил свет, когда он почувствовал на своем лице касание морозного воздуха, беглец забыл обо всем. Приказал себе забыть – просто чтобы не сойти с ума от пережитого: это позади – и баста, не вернется. Увы, оно вернулось, подкараулило самым подлым образом, когда бывший узник оказался в относительно безопасности и с решенными планами. Вступило в бой с его рассудком.