Положитесь на меня, мадам!

Глава, в которой барон фон дер Тренк вспоминает своего лучшего друга, его жену и обстоятельства их романа, а знакомые с каноном читатели с возмущением (или нет) видят троллинг над произведениями Жорж Санд.

– Синьора, святая женщина, и не знает даже, что я здесь. А что вы – и подавно! Ну теперь-то вы с нами, а стало быть – все ее беды позади. То-то она обрадуется!

Карл, простая душа, сиял, как начищенный медный грош, но на душе Тренка становилось отчего-то темно и муторно. Она в Вене. Вместе с детьми. Теперь понятно, что так разочаровало рыжую предводительницу: захочет ли синьора вообще вернуться? Когда они устроят побег, и ее муж покинет застенки, – решится ли отправиться с ним вместе навстречу неизвестности? Нельзя ставить в вину матери любовь к детям, сложно упрекать даму в том, что она не вынесла тяжести заточения.

Тренк вздохнул и, не ответив солдату, пошел в дом. Зря он с самого начала надеялся встретить ее здесь, ох, зря…

***

Что ж, это было чувствительным уколом в сердце. Поймав себя на этом, Тренк понимал, что упомянутая дама занимала многовато места в его душе. Еще тогда, вызволив из плена вербовщиков юную Порпорину, переодетую в мужское платье, ее незадачливого приятеля и солдата Карла, Тренк собрался было пуститься в погоню за обратившимися в бегство злодеями, но… Он просто не смог оставить эту девочку на попечение прожженного обольстителя Годица, который, конечно же, мигом идентифицировал пол «юного итальянца» и откровенно положил на «него» глаз, хотя пока что не высовывался.

– Я пригласил этих славненьких «менестрелей» в свое поместье! – самодовольно объявил он Тренку на следующем привале. – Возьму их обоих актерами в свой домашний театр, даже жалование буду платить. Мальчишку потом уволю, а девочку оставлю себе.

– Какого черта? – огрызнулся Тренк. – Это я ее спас, ты вообще собирался проехать мимо в своей карете!

Конечно, как благородный человек Тренк не имел в виду ничего этакого и определенно не стал бы склонять нежную деву к нежеланной связи, но… Вдруг она сама была бы не прочь? Тем более, он знал тысячу способов влюбить в себя любую даму.

– Не жадничай, – бросил Годиц. – У тебя есть принцесса. Смотри на медальон с ее портретом, слагай стихи, вожделей бесплодно и отходи в кусты на каждом привале!

– А у тебя есть маркграфиня, твоя супруга… – начал было Тренк, но срезался под насмешливым взглядом приятеля.

Амели, несмотря на всю рискованность их связи, была молода и прекрасна, а госпожа маркграфиня – хоть и свежа для своих сорока трех, да еще и сказочно богата плюс обожала супруга (при этом отдавая себе полный отчет в том, что тот женился скорее не на ней, а на ее деньгах), но сорок три – это, как ни крути, не восемнадцать… Да, граф был нежен с женой (особенно напоказ) и тратил безумные деньги на приятные сюрпризы для нее, но как можно сравнивать законную супругу, подобную вызревшему и даже переспевшему яблоку, с юным созданием, которое еще не упало с ветки и так влечет пикантной кислинкой?

Впрочем, мадемуазель бродячая артистка оказалась умной и стойкой (а может – просто очень хитрой и отлично скрывающей свой истинный характер и связи), и повторно Тренк встретил ее уже при дворе короля Фридриха, где она блистала в главных ролях итальянской оперы и попутно передавала шифрованные письма его несравненной Амели. Он тогда с безумным риском для жизни приехал в Берлин для краткого свидания со своей принцессой. Опасность ли придала той его встрече с Амалией какую-то безумную остроту, или просто долгая предварительная разлука, – но ни до, ни после ему не было так хорошо в ее объятиях. Разумеется, на артистку из свиты любимой женщины Тренк, совершенно ослепленный своей страстью, тогда даже не глянул, – да и некогда было.

Третья его встреча с синьорой Порпориной была еще поразительнее – в доме Ордена, в качестве которого служило поместье Его светлости князя фон Дитрихштейна. Там он увидел эту черноглазую прелестницу уже невестой своего друга Альберта. Собственно, ее похищение (побег из тюрьмы, куда ее успел посадить несостоявшийся покровитель король Фридрих… Господи, в их жизни было слишком много тюрем!) Альберт обсуждал с ним. Получил пару-тройку дельных советов: не только на тему как сесть в тюрьму и как из нее сбежать, прихватив с собой томящуюся в застенках барышню, но также и о том, как вести себя с дамой, чтобы не напугать ее до потери сознания.

Вот тогда и вскрылись все обстоятельства этого странного романа. Девушка боялась проявлений стихийного дара господина провидца и искренне полагала его сначала сумасшедшим, а потом еще и умершим… В обстоятельства его «погребения заживо» Тренк не очень-то вникал, но понимал, как такое могло случиться. У провидцев и так все очень непросто с характером (ибо славное правило «меньше знаешь – крепче спишь» для них по определению не могло соблюдаться), а тут он еще и влюбился (ну наконец-то!), – а дева от страха сбежала куда глаза глядят… Тут не то, что в каталепсию впасть, тут и коньки отбросить недолго!

Впрочем, положа руку на сердце, будь Фридрих Тренк девушкой, он бы, наверно, тоже не оценил такого странного кавалера. Проще надо быть, проще, – сам он старался придерживаться этой стратегии, и она редко подводила! Впрочем, на тот момент быть проще было поздно: после драки, а тем более – после смерти кулаками не машут и хвост не распускают, а потому его доброму приятелю оставалось одно – врать.

Вот тут-то и нашла коса на камень.

– Ты не обязан ей лгать: просто недоговаривай! – в который раз повторял Тренк, разливая вино по кубкам. – Да что там – все совсем просто: молчи как на допросе! Устав Ордена тебе на руку: спасенный или похищенный не должен видеть твоего лица и слышать твоего голоса. Вот и помалкивай, а маску выбери самую закрытую и не снимай даже когда спишь. Господи, она актриса, – значит, прояви актерство!

Влюбленный и отчаявшийся Альберт сокрушенно качал головой и отодвигал бокал.

– Дамы обожают все загадочное, – заходил Тренк с другой стороны. – Вот увидишь, в образе таинственного кавалера, который спас ее из тюрьмы, ты просто приворожишь свою красавицу! Ты видный молодец, даже в маске, к тому же придется много драться и носить ее на руках, а девушки от этого просто тают, поверь мне!.. Ну и поцелуй ее разок: да, ты должен молчать и скрывать лицо, но про поцелуи в уставе речи нет…

– Как? – возмущенно спросил Альберт. – Как я могу поцеловать даму без ее согласия?!

Вот тогда Тренк понял, насколько все запущено. В свои тридцать два его безупречный друг не то, что не имел длительных отношений, – он вообще не имел никаких! Черт возьми, даже не целовался ни разу!

– Она сама даст тебе понять, что не отвергает тебя, – барон старательно нес околесицу, потому что нормальные доводы у него уже закончились. – Язык мимики и телодвижений, знаешь? К тому же ей-то, в отличие от тебя, можно разговаривать!

– Я не злоупотреблю ее доверием! – перебивал Альберт, и Тренк закатывал глаза, мысленно моля Господа дать ему сил для общения с этим святошей.

Так его приятель и отправился на эту свою миссию: весь в отчаянии, сомнениях и растрепанных чувствах, так ничего толком и не решив.

Однако, то ли боевая обстановка так повлияла, то ли какие-то из советов Тренка все же остались у него в голове, но что-то меж Альбертом и его прекрасной синьорой тогда все же решилось. Потому что месяц спустя прелестная Консуэло собиралась под венец, искренне при этом считая, что выходит замуж за благородного и храброго кавалера Ливерани, который ее спас и вот-вот снимет с себя данный перед миссией обет молчания.

На свою собственную свадьбу Альберт пошел в маске, как ни старался Тренк его переубедить.