Будет больно, моя девочка

Сглатываю. Пытаюсь переварить информацию. Мейхер молчит. Я тоже. Все, что я слышу — свое дыхание.

— Ничего не скажешь?

Его голос становится тише, но серьезнее. Обхватываю ладонью плечо и чуть подаюсь вперед.

Это какой-то развод. Шутка. Чувствую это, но вместе с тем внутри происходит что-то странное. Будто какая-то часть меня отзывается на эти слова. Разве так бывает? У меня, судя по всему, все-таки снова поднялась температура. Нужно выпить жаропонижающие. Причем срочно.

— Ты лунатишь? — спрашиваю и до боли закусываю нижнюю губу.

Вслушиваюсь в каждый шорох сейчас. Уверенность в том, что Мейхер именно издевается, растет в геометрической прогрессии. Но зачем? Что ему снова от меня нужно? Разве он еще не наигрался?

В чем смысл этого звонка?

— А может, чем-то болеешь? — совершаю очередной глубокий вдох, а на заднем фоне раздается взрыв хохота. Смеется человек пять, не меньше. Я так и знала!

Зажмуриваюсь буквально на секундочку. Затупи я хоть на миг, выглядела бы полной дурой. Все-таки это волнительно, когда тебе признаются в любви. Даже если это человек, которого ты не перевариваешь. Даже когда не по-настоящему.

— Она тебя раскусила, Арс, — ржет Кудяков. У него такой запоминающийся смех, перепутать с кем-либо сложно. Или же он въелся мне в мозг после его голосовых, которыми он меня закидал за эти дни.

Смех в трубке не прекращается. Злюсь дико. Уже хочу скинуть звонок, но слышу, как хлопает дверь. Становится тихо. Судя по всему, Мейхер куда-то вышел.

— Разбудил, да? — слышу усмешку в его голосе.

— Вам совсем нечем заняться?

— Ну так.

— Идиоты.

— Весело же. Как твоя ангина?

— По вашей милости все еще со мной, — бубню, заворачиваясь в одеяло, как в кокон.

— Иммунка у тебя так себе.

— Серьезно? Тогда побегай по полю босиком в крещенские морозы, Мейхер. А потом я с радостью посмотрю, что там с твоей иммункой!

— Забились. Но в прорубь ты нырнешь со мной.

— Обойдешься, — фыркаю и невольно закатываю глаза.

— А жаль, — Арс смеется.

— Дурак, — цокаю языком. Замолкаю на секундочку, а потом все же решаюсь спросить. — До сих пор не ночуешь дома? — откидываюсь затылком на изголовье кровати. Спать резко расхотелось, но появился дикий интерес поболтать. Встряхнуть этого пакостного гуся.

— Ты отку… А, Маратик растрепал?!

— Поделился переживаниями, вообще-то. Тебя выгнали из дома? — посмеиваюсь.

Слышу, как Мейхер недовольно сопит в трубку, и продолжаю. Дергаю тигра за усы, но после их дурацкого прикола посреди ночи уже вошла в раж.

— Или ты ушел сам, с гордо поднятой головой? Карточки пафосно отцу на стол кинул?

— Из собственного опыта?

— Ни в коем случае!

Оба замолкаем. Слышу, как Арс чем-то шелестит. Крепче сжимаю телефон и тянусь за бутылкой воды. Сворачиваю крышку свободной рукой и делаю несколько жадных глотков. Почему никто из нас еще не сбросил этот звонок, просто загадка.

— Что за дурацкие шуточки вообще? Я болею, между прочим. Мне покой нужен, — вздыхаю, словно вот-вот умру. — Кудяков и так достал своими сообщениями. Ты решил присоединиться?

— Не обольщайся, Майя. Я просто проиграл в карты. Но твое замешательство мне понравилось. Ты думала, — понижает голос. — Сомневалась, точно ли это прикол, — шепчет.

Он шепчет, а у меня мурашки по всему телу. Зажмуриваюсь. Я ведь и правда задумалась. Сама не знаю почему. Правда не знаю!

— Я спала, вообще-то!

— Сделаем вид, что все так и было.

— Так и бы…

Понимаю, что кричу в трубку, осекаю себя, но Мейхер уже сбросил звонок.

Смотрю на потухший экран. Я готова его задушить, Арса этого, своими руками. Гад. Какой же он все-таки гад!

Ну я ему еще устрою. Будет ему такая любовь, закачается просто.

***

В первую неделю октября меня наконец-то выписывают. Это случается в пятницу после обеда. Мама с папой к этому часу уже сидят на чемоданах. Они вот-вот улетят. Бабушка сломала шейку бедра. Мама уже сутки на нервах. Папа летит в качестве группы поддержки. Будут думать, как перевезти бабушку к нам на это время. У мамы три родные сестры, но ни одна из них не готова взять на себя заботу о ба.

Плюс папа хотел заехать к деду. Так что на ближайшие пять дней я с чемоданом перебираюсь жить к Ольге — маминой двоюродной сестре.

В квартиру Бушмановых родители отвозят меня лично и только после долгого прощания едут в аэропорт.

— Глеб, ты в комнате у себя прибрался? — Оля смотрит на своего одиннадцатилетнего сына.

— Ага, — малой злобно прищуривается, смотрит при этом на меня.

Ну да, я отжала его комнату на целых пять дней.

— Майя, можешь разложить вещи в шкаф в комнате у Глеба, секцию я тебе освободила. Белье постелила.

— Спасибо, Оль. А где Кир?

Кирилл — муж Оли.

— В командировке. Так что будем жить втроем.

— Ясно, — упираюсь локтем в столешницу и подпираю ладонью щеку.

Вообще, мне даже на руку пожить у Бушмановых сейчас.

Маратик проболтался, что сегодня у Мейхера очередная вечеринка, на которую я, вообще-то, планирую попасть. Родителям я ничего о ней не говорила, потому что после болезни мама меня точно бы туда не отпустила. А вот Оля, Оля — другое дело. Мы с ней уже все обсудили и договорились, что это будет наш с ней секрет. Пришлось, правда, подпитать ее фантазии о том, что у меня якобы любовь, но мне же для дела.

В девять я сажусь в такси и еду по уже знакомому адресу. Найти Арса в доме несложно. Он и его дружки как на ладони.

Мейхер сидит на диване в компании Рената, Вэла и каких-то девиц. Две блондинки рядом с ним жеманно кривляются и много улыбаются. Морщу нос, поправляю юбку и, совершив глубокий вдох, иду туда. По мере приближения поджилки трясутся. У меня есть четкий план, я вынашивала его все дни после того ночного розыгрыша со звонком. И все, что произойдет сейчас, только первый этап.

Огибаю диван так, чтобы оказаться у Арса за спиной. Наклоняюсь, крепко обнимаю его за шею.

— Любовь моя, что за телки? — смотрю на блондинок и всем телом чувствую, как Мейхер напрягается от моих прикосновений.