Разводимся! Моя на тридцать дней

Матвей

Ни черта не соображаю, что происходит. Ксюша молчит, терзая ровными, фарфоровыми зубками пухлые губы. Смотрит на меня глазами испуганного лемура, а на дне расширенных зрачков неоновыми буквами мигает: «Накосячила». Понять бы только, в чем… Хотя в такие моменты я готов простить ей все.

Оторвавшись от виноватого личика, окидываю взглядом стол, засыпанный перцем, причем так, будто над ним перечница взорвалась в полете. Характерный запах проникает в нос, дразнит рецепторы – и я морщусь, покашливая. Ксюша рядом со мной тонко, смешно чихает, тянет испачканные руки к щекам, прикрывается. Передергивает плечами, пытаясь подавить очередной чих, но он приглушенно бьет в ладони.

– Так что произошло? – напираю.

Первый порыв – схватить «преступницу», пойманную на горячем, точнее, на душистом и остром, а потом увезти ее отсюда. Дома разберемся.

Однако мама перетягивает на себя одеяло, или в нашем случае – скатерть. Причем делает это буквально. Держится за край ткани, надрывно кашляет, охает, принимает из рук Светы стакан воды, но не отпивает ни глотка. Администратор носится вокруг, уточняет что-то, старается угодить ей и помочь. А я по-прежнему не понимаю, в чем проблема. Фарс какой-то, а не семейный ужин. Я подозревал, что мои дамы не смогут спокойно находиться наедине. Но не ожидал, если честно, что за короткое время они устроят настоящий хаос. Я чертовски устал, хочу отвезти мать в квартиру, а с Ксюшей отправиться спать. Неужели я многого прошу?

– Маленький конфуз.

Жена использует эту фразу, когда не хочет вдаваться в подробности. За «конфузом» может скрываться что угодно: от сломанного ногтя до спаленных занавесок на кухне. Зыркнув на свекровь, она зло поджимает губы и скрещивает руки на груди.

Выдыхаю тяжело и протяжно, с глухим рыком. Боковым зрением замечаю, что моя Ксю на всякий случай отступает от меня на безопасное расстояние. Слышу, как затихает мать, оборвав надоедливые охи и причитания. Осознаю, что от этих двоих ничего толкового не добиться, по крайней мере, пока они вместе в одном помещении, так что остается последняя надежда на администратора.

– Светлана, вы отвечаете за зал. Рассказывайте, что случилось в мое отсутствие, – строго окликаю ее.

– Матвей Андреевич, – она семенит на каблуках, порхает ко мне под прицелом испепеляющего и терзающего на части взгляда Ксюши. – Просто недоразумение. Наверное, бракованные емкости под соль и перец попались. Галечка все быстро уберет, помещение проветрит, а вам другой столик найдет, – щелкает пальцами официантке, и той тоже достается пара разрывных «пуль» от моей жены.

– Плохо, Света, выговор тебе, – срываюсь на администраторе. – В следующий раз лично проверяй посуду на столах. Нам не нужны ни конфузы, – укоризненно кошусь на Ксюшу, – ни жалобы от посетителей. Бардак, – выплевываю в сердцах.

– Конечно, Матвей Андреевич, – сипло тянет Светлана, вжимая голову в плечи.

– Не наказывай ее, – мать неожиданно вступается за постороннюю девушку, причем из обслуживающего персонала, к которому никогда не питала особой любви. – Оксана сделала это намеренно, чтобы испортить ужин.

– Он и так был испорчен. Еще до того, как начался, – тихо бубнит Ксюша, так что слышу только я.

– Так, бляха, все с вами обеими ясно, – нервно массирую переносицу. – Собирайтесь – и по углам. Тьху, – проглатываю ругательство. – По домам!

Лучший вариант – оградить их друг от друга, а потом с каждой поговорить поодиночке. В противном случае я свихнусь раньше, чем разберусь в конфликте. В том, что он есть, я не сомневаюсь. Чувствую себя воспитателем в детском саду, на которого свалились два особо трудных ребенка.

– У меня давление упало и голова кружится, – мама взметает руку ко лбу, касается пальцами линии морщин и прикрывает глаза.

– Светлана, аптечку принеси, – щелкаю пальцами.

Администратор испаряется. Зато на ее месте появляется Глеб, с охреневшим выражением лица рассматривающий стол. Хмыкнув, слегка толкает меня плечом, вопросительно дергает подбородком. В ответ могу лишь цыкнуть и отмахнуться: не до объяснений сейчас. Я и сам еще от «конфуза» не отошел.

– Откуда здесь нужные мне лекарства? Они выписываются строго по рецепту, – продолжает капризничать мать. – Мне надо к врачу.

– Сейчас? – выгибаю бровь. – Ты издеваешься?

– А что, вы оба хотите дождаться моей смерти? – давит на жалость. – От тебя, сынок, я такого не ожидала, – закатывает глаза. Со здоровьем у мамы, конечно, проблемы имеются, однако порой она впадает в крайность.

– Я вызову такси и сама доберусь домой, – Ксюша разворачивается на каблучках, но я ловлю ее за руку.

– Стоять, – притягиваю к себе. Обнимаю за талию, припечатываю к телу. – Сейчас решим, как поедем.

– Помочь, Мэт? – напоминает о себе Глеб. Затаился так умело, наблюдая за разворачивающимся в ВИП-зале шоу, что я на секунду забыл о его существовании. И лучше бы не вспоминал. – Могу подвезти Ксю… – быстро исправляется: – Оксану Артемовну. Зачем такси?

– Ты чего-о? – ошеломленно тянет жена. – Какая я тебе Оксана Артемовна? – игриво хихикает, и у меня слетает чердак, притом что он и так был в аварийном состоянии все эти дни. Не выдержал.

– На хрен иди, Глеб, – рявкаю на друга, но вздрагивают все трое.

– А ты… чего? – родной Ксюшин голос звучит сипло, а полные недоумения и опаски глаза-карамельки устремляются на меня.

Сбивчивое дыхание, влажные ресницы и дрожащие губы – все это в комплексе действует на меня как поток ледяной воды из брандспойта. Мгновенно остываю, но Ксюшу по-прежнему держу крепко, чтобы не сбежала. Хотя она и не пытается: съежилась, затаилась, впившись пальцами в мою рубашку, и почти не дышит. А я греюсь об нее.

Чего это я? Да идиот просто. Психованный и ревнивый.

– Ты хочешь с Глебом поехать? – врезаюсь в жену настороженным взглядом. Ладонь непроизвольно ползет с изящной талии на поясницу и давит, сильнее вжимая податливое тело в мой торс.

– Хочу домой, – Ксюша уходит от прямого ответа и, насупившись, отворачивается. Затравленным зверьком поглядывает на мать, а та, опомнившись, снова взметает руку ко лбу, намекая на плохое самочувствие. Они с ума меня сведут на пару.

– Хорошо, как скажешь, – ослабив хватку, тянусь в карман. – Глеб, подгони свой автомобиль ближе ко входу в ресторан, – бросаю, не оборачиваясь на друга. Не могу пока что видеть его – боюсь опять сорваться. Однако довольного, маслянистого голоса хватает, чтобы я скрипнул зубами.

– Да-да, сейчас, – Глеб нетерпеливо хлопает себя по брюкам, и в моем больном, отравленном ревностью воображении это выглядит как недвусмысленное приглашение, адресованное Ксюше. – Доставлю в целости и сохранности, – нервно усмехается, останавливаясь рядом с ней.

Жена, вздохнув, отстраняется от меня. Послушно кивает, ловит на себе победный взгляд матери и пятится к Глебу. Хмыкнув и укоризненно посмотрев на нее, как на капризного, обиженного ребенка, достаю ключи.

– А ты в нашей машине подожди, пока я маму провожу, – вкладываю брелок ей в руку. Накрываю своей, заставляю сжать в кулак.

– М-м? А… – растерянно хлопает ресницами, а сама с опаской косится на свекровь. Если честно, мне начинает надоедать их молчаливая перестрелка взглядами. Пока они не поубивали друг друга, аккуратно подталкиваю Ксюшу к дверям.

– Иди. Пожалуйста, без глупостей, – добавляю чуть слышно, чтобы до окружающих не долетело. – Я скоро, – мягко целую ее в пылающую щеку.

– Ла-адно, – тихо тянет она. – До свидания, Нина Евгеньевна, – виновато шепчет ей.

Разворачивается, цокает каблуками и красиво, грациозно плывет по залу ресторана, теребя на пальчике кольцо от брелока. При каждом шаге ее округлые бедра, аппетитно обтянутые юбкой, покачиваются в такт.

– Как же… А я куда? С кем? – заикается Глеб, провожая Ксюшу прищуренными глазами, которые хочется выколоть, чтобы никогда больше не смотрел так на мою жену.