Божественной тропой

В душном зале придорожной таверны пахло потом, дорогой и ароматом фирменной настойки хозяина. Заведение пользовалось популярностью у путников, несмотря на заметную нечистоплотность содержащих его людей. На местами прогнившем и отсыревшем полу вырастал плотный объемный мох, столы редко ласкала чистая тряпка подавальщиц, небольшие жестяные плошки, служившие вместилищами капающего воска, сплошь были залиты им и очищались лишь тогда, когда требовалось сменить свечи. Однако, несмотря на заметные недостатки, «Дом у дороги», заведение папы Бундо, любили и исправно посещали. Мягкотелые помощницы всегда были улыбчивы и позволяли уставшим мужским взглядам полюбоваться зрелищем мелькнувшей в разрезе длинной юбки желанной ножки, повару можно было прокричать о заказе из самого зала, и тотчас блюда появлялись перед просителем, как по волшебству. Ну а если не лень было поднять голову от тарелки, то на лестнице, ведущей на второй этаж, всегда можно было увидеть самого хозяина, радушно улыбающегося присутствующим. Стройный мужчина, которому на вид можно было дать пятьдесят лет, осматривал творение собственных рук каждый вечер, неизменно одеваясь в мешковатые темные штаны, рубаху льняного цвета и жилетку поверх нее. Закатанные рукава демонстрировали сильные рабочие руки, испещренные сеткой крупных вен, длинные темные волосы неизменно убирались в хвост кожаным жгутом, и только седая прядь, спускающаяся чуть ниже подбородка, оставалась свободной. Да, папа Бундо любил свою таверну на окраине Древнего  города – одного из многих в Рассветном Краю. Папа Бундо привечал у себя любого заплутавшего незнакомца. Случались вечера, когда хозяин спускался со своего поста вниз и щедро наливал настойку собственного приготовления из кувшина, который никогда не выпускал из широких ладоней. Стоило напитку оказаться в алчущем жидкости чреве, и никто уже не обращал внимания на то, что сосуд у папы Бундо никогда не пустеет, а глаза зажигаются алым блеском всякий раз, как на стол после очередной порции настойки опускается обессиленная голова путника. Ослабевших забирали подавальщицы: отводили на второй этаж, устраивали в комнатах и позволяли увидеть не только полоску кожи в разрезе платья, но и молодую красоту доступного девичьего тела. В такие ночи папа Бундо не поднимался наверх после разлития настойки: сладострастные крики посетителей вперемешку с горловыми стонами его девиц из обслуги, сквозь которые остальные захмелевшие гости уже не могли слышать сдерживаемого звериного рыка, были слышны даже из обеденного зала, и держатель таверны впитывал чужие самые острые эмоции даже на расстоянии. Их хватало на всех: и на девочек, что страстно изгибались в руках осоловевших незнакомцев, и на хозяина «Дома у дороги».

Да, папа Бундо был древним демоном инкубом, его подавальщицы – суккубами на добровольной и бессрочной службе, повар – демоном соблазна и чревоугодия. Но кто же в то нелегкое время мог похвастаться безгрешностью? Питаться хотелось даже младенцу.

Именно так думал демон, в который раз собираясь обойти посетителей со своим бездонным кувшином, наполненным настойкой забвения, и разглядывая гостей вечера. Одна пара привлекла его особенное внимание: все потому, что полная женщина в годах и не менее плотный мужчина прибыли в его заведение с большой корзиной в руках, внутри которой сладко посапывал темноволосый младенец. Бундо не удивился бы, не смотрись ребенок, бережно укутанный белоснежным одеяльцем, чужим в атмосфере всеобщей бедности, в которую вписывались даже его родители, одетые в рабочую робу. Демон прокрутил в голове последние новости Древнего города и не припомнил ни одной, хотя бы отдаленно связанной с похищением ребенка. Что ж, возможно, эти двое всю жизнь копили и работали, не покладая рук, чтобы у девчушки такое вот бельишко было. Что девка, хозяин не сомневался: пацаны даже в наилучших условиях спали беспокойно, периодически просыпаясь и оглашая пространство голодным криком. Этот ангелок сопел слишком сладко для будущего покорителя женских сердец. Этот ангелок явно был рожден в любви и согласии. Только не верилось папе Бундо, что неопрятная крестьянка приходилась дитю матерью. Бабкой, убитой горем, – да. Но не из чрева этой буренки появилась девочка. Впрочем, какое ему до этого было дело? Заплатили – и ладно. Услуг девочек не заказали? Ничего, таверна от этого не обеднеет. Тем более только звякнул над входной дверью колокольчик, возвещающий о прибытии нового посетителя, так что Бундо сразу поспешил навстречу.

– Господин желает отведать фирменной настойки «Дома у дороги?» – дежурно поинтересовался он задолго до того, как начать разглядывать гостя. Прозвучавшее в ответ молчание заставило его на миг забыть о правилах приличия и законах гостеприимства.

Холодные серые глаза он увидел лишь тогда, когда задрал голову. В этом обличие инкуб был хоть и строен, но коренаст и не слишком высок. Посетитель превосходил его, пожалуй, на добрых полторы головы, и сосредоточенным взглядом обводил помещение обеденной. С каждой минутой лицо его принимало все более брезгливое выражение, но Бундо нисколько не стыдился внешнего вида своего заведения. В самом деле, что забыл богач подобного типа именно здесь? Неподалеку ведь находилось более комфортабельное место с подходящим для таких вот снобов названием. Что–то вроде «Вашего привычного уклада», кажется.

То, что незнакомец принадлежал к зажиточному сословию, Бундо определил безошибочно. Ауры он читать уже давно не мог, однако ни стоптанные сапоги пришедшего мужчины, ни его видавшая виды дорожная одежда, состоящая из брюк и плаща, под которым скрывалась рубаха, не смогли бы обмануть бывалого демона. Всему виной оказались длинные белоснежные волосы с пепельным оттенком, доходившие мужчине до середины бедра. Они сразу сигнализировали о том, что тщеславие владельца не позволило строить из себя заезжего ремесленника или направляющегося в город торговца. Бундо ощутил укол беспокойства: незнакомец ведь мог и из его братии оказаться. Но своих на территориях людей инкуб не чувствовал: не хватало силы. Лишь в том случае, если, как в случае девочек и повара, заранее знал, с кем имеет дело. Однако огромная волна брезгливости, идущая от путника, которой Бундо бессовестно подкрепился, свела на нет все сомнения, рождаемые интуицией: высшие демоны в забегаловки типа «Дома у дороги» не сунули бы носа. Остальные просто не допускали подобных мыслей. Нет, к папе Бундо зашел простой отчаявшийся аристократ, вдруг решивший, что в жизни ему явно не хватает острых ощущений.

Словно в подтверждение его мыслей, незнакомец небрежно бросил:

– Свое пойло оставь для тех, кто вечно собирается жить между сном и явью. Комнату на ночь. Живо!

Папа Бундо не обиделся. За несколько тысячелетий жизни среди людей он привык ко всякому отношению. Этот пришелец безумно устал. Ему требовалась отдушина. Узнай он, пожалуй, что имеет дело с древним демоном, способным иссушить его до дна, наверное, сменил бы гнев на милость. Но папа Бундо давно уже стал законопослушным и свято чтил договор с людьми. Убивать их запрещалось категорически. Нарушившие же закон попросту развоплощались до состояния коттаев – злобных духов, которые не в силах были обрести покой. Нет, папа Бундо такой судьбы не желал. Он был мудрым инкубом.

– Трепетное женское тело заставит вас отвлечься от тягостных мыслей, – беззастенчиво намекнул хозяин постояльцу на наличие дополнительного спектра услуг.

Во взгляде блондина впервые скользнул интерес. Безошибочно определив девочек–подавальщиц в наполненном почти до отказа зале, хвостатый указал пальцем на фигуристую темноволосую Кюрюко: