Сделка. Ради наследника

Три месяца спустя…

РУСЛАН

– Русик, ну что ты мне скажешь? Разговаривал уже со своей бывшей? Что она тебе ответила? – встречает с порога голос любимой супруги.

А следом появляется и она сама. Стройная, фигуристая, свежая, как утренняя роса, в белой шелковой пижамке с черным кружевом на груди и такого же фасона накинутом поверх коротком халатике. На голых ножках босоножки на шпильке.

На лице вечерний макияж, а в глазах хищный блеск.

Красавица моя!

Стараясь не морщиться, все же голова чуть-чуть побаливает, да и приходя вечером с работы домой, больше хочется слышать: «Привет, дорогой! Устал, мой хороший? Давай, скорее раздевайся и мой руки, сейчас я буду тебя ужином кормить», а не повод для разногласий… но я не злюсь, знаю, как Ниночка с грудным ребенком устает.

Потому растягиваю на губах счастливую улыбку и, приобняв жену, целую в одну персиковую щечку, а затем во вторую:

– Привет, солнышко мое ненаглядное! Нет, не звонил еще, времени совсем не было. Клиент до того дотошный попался, шесть часов на него угробил, чтобы все правки, которые ему захотелось видеть в брачном договоре, учесть.

– Работа, работа, работа! Русик, тебя только она волнует?! – Ниночка легонько меня отталкивает и упирается кулачками в тонкую талию, которая невероятнейшим образом переходит в идеально округлые бедра.

После родов жена стала еще более маняще-завораживающей. Пышная грудь, аппетитная попка. Жаль, наша дочка отнимает у нее всё свободное время, а, чтобы пошалить, совсем ничего не остается.

– Ну не говори так, сокровище мое. Я обязательно позвоню Анне.

– Сегодня!

Топает ножкой.

– Хорошо, сегодня, – соглашаюсь покладисто. – Только сейчас переоденусь, перекушу немножко, а уж после…

– Обещаешь?

Госпожа Тимофеева хмурит идеально выщипанные бровки, а у меня в штанах Тимофеев-младший дергается.

Эх, сейчас бы Ниночку, как раньше, в кабинет затащить, да на рабочий стол завалить, чтоб юбка вверх задралась, открывая очаровательный вид на идеальные булочки и бесконечно длинные ноги. А потом как прису…

Мысли прерывает кряхтение и попискивание, а через минуту в конце коридора из детской выходит Тамара, наша няня. Женщина пятидесяти лет. На руках держит еще одно мое сокровище, похожее на мамочку, как две капли воды.

– Добрый вечер, Руслан Андреевич, – доброжелательно кивает мне, а после обращается к моей супруге. –  Нина Харитоновна, Стелла проснулась и хочет кушать. Вы подойдете?

– Пару минут, Тамара, – чеканит жена красиво поставленным голосом. – С мужем договорю и покормлю нашу наследницу. А вы пока идите, отвлеките ее чем-нибудь.

– Да, конечно, всё сделаю, – кивает нянька и удаляется в детскую, а Ниночка подходит ко мне вплотную.

Привстает на носочки, тянется к моим губам, но в последний момент не целует, а кусает своими белыми зубками за нижнюю. Тут же отстраняется.

– Русик, – мурлычет игривой кошечкой, – я сегодня слезно просила Тамару остаться у нас с ночевкой.

– Что? Почему? – непонимающе хмурю брови. – Что-то случилось? Стелла нездорова?

– Здорова, Русик. И нет, пока ничего не случилось, – фыркает моя красавица и медленно розовым проворным язычком – уж я-то знаю – облизывает ярко-алые губы, – но может случить о-о-очень и о-о-очень горячая ночь, у нас с тобой, если ты будешь пусечкой и сделаешь то, что я у тебя несколько дней уже прошу.

После чего разворачивается и походкой от бедра устремляется в сторону детской.

Сглатываю скопившуюся во рту слюну и провожаю ее голодным взглядом, пока дверь с тихим щелчком не закрывается.

Конечно, я позвоню Анне, вот прямо сейчас быстренько помоюсь, переоденусь, поем и позвоню.

Не уверен, конечно, что бывшая женушка легко согласится на мое предложение, но я постараюсь ее убедить. К тому же у меня есть веские доводы настаивать на своем, а вот у нее отказать мне – ничего нет.

С такими мыслями и предвкушением жаркой ночи поднимаюсь по лестнице на второй этаж, в нашу с Ниночкой спальню, и делаю все запланированное. Спустя двадцать минут свежий и облаченный в домашние брюки и рубашку-поло спускаюсь на кухню и… снова морщусь.

– Надо будет нанять Ниночке помощницу по хозяйствую, чтобы готовила, стирала и убирала, – бубню себе под нос.

Все же, возвращаясь домой, хочется иметь на столе горячий ужин, а не блюдо «хочешь жрать – приготовь себе сам». Да и полупустой холодильник, в котором вместо мяса, колбасы и сыра лишь салатные листья, йогурты пяти видов и творог, нагоняет тоску и уныние.

Веря в удачу, лазаю по всем ящикам подряд и мысленно ликую, когда в недрах нижнего нахожу упаковку сосисок. Проверяю срок годности и, убедившись, что отравление мне не грозит, с воодушевлением жарю яичницу. Хлеб, к счастью, в хлебнице есть. Пусть и злаковый для худеющих. А еще отыскиваю флягу с молоком.

Как в далеком босоногом детстве хлещу его прямо из горла бутылки вприкуску с ломтями щедро посоленного хлеба и только после этого за обе щеки уминаю сварганенное на скорую руку блюдо из пяти яиц и сосисок.

Делаю в голове пометку, что нужно непременно обсудить с Ниночкой кандидатуру помощницы – вдруг в следующий раз сосисок и молока не найду, – а после, откинувшись в кресле, подтаскиваю поближе к себе телефон и в справочнике отыскиваю номер бывшей супруги.

Не сомневаюсь, семь месяцев назад она на меня обиделась, сильно, поставив свои желания выше моих возможностей. Но на тот момент, как не крути, передо мной стоял выбор без выбора.

Беременная супруга или похороны сына, на которые я все равно бы не успел вернуться.

Да, я все же я не такое говно, как думает Анна. Билеты до России я тогда посмотрел. Так вот, на все прямые рейсы на несколько дней вперед они были раскуплены, а те, что имелись – с двумя пересадками и часами ожидания в аэропортах, совершенно не подходили для Ниночки. И я не стал дергаться.

Всегда надо уметь соизмерять риски.

И я их тогда ответственно соизмерял. Потому считаю, что меня нельзя обвинять в нелюбви к сыну.

Ивана я любил, как своего ребенка, первенца. Пусть он испортился, повзрослев, пусть не принял мой выбор новой жены и достойно не оценил щедрый подарок в виде квартиры, отписанной ему при разводе с его матерью, я все равно ради него старался. Да, и любил.

Как сейчас люблю свою дочь. Стеллочку.

И во многом стараюсь ради нее.

Но, думаю, Анна и теперь меня не поймет.

Мы с ней, к слову, так больше с того телефонного разговора и не общались. Она меня даже на сорок дней не пригласила, хотя я уже вернулся с Ниночкой домой. Мы могли бы к ней приехать, помянуть все вместе, но она даже не соизволила мне позвонить.

Потирая подбородок, слушаю длинные размеренные гудки. Один, второй. Неужто не возьмет трубку?

Во мне практически вспыхивает недовольство. Неужели из-за бабских капризов проигнорирует звонок, а у меня ночь с супругой из-за ее обид пойдет насмарку?! Да как она…