Развод. Лучшее - враг хорошего

Арина загорелась предложением Раи. Настолько, что около часа просидела за списками и подсчётами, напрочь забыв, что мужу пора было уже давно прийти домой. Лишь беглый взгляд, брошенный на настенные часы, поумерил пыл девушки.

— Блин. — Аря чуть не присвистнула.

Один звонок, второй, третий — муж не отвечал. И это начинало пугать. Ещё и Надежда Васильевна заподозрила неладное. Столько ей вопросов задала о Панфиловой, принёсшей подарочную корзину с фруктами и сладостями, а теперь интересовалась, где же её сынок в столь поздний час. У Арины не было ответа и от этого становилось как будто стыдно.

Что за жена такая, которая не знает, где после работы пропадает её муж?

Наконец, в коридоре послышался звук поворачиваемого ключа и скрип тяжёлой двери.

Маркова тут же встрепенулась. Она посчитала, что поругаться они всегда успеют, а вот к серьёзному разговору надо бы Дениса подвести.

Пока муж мыл руки, переодевался и зашёл поговорить с матерью, Арина быстро накрыла на стол, подогрев всё, что успело остыть, сделала себе ещё одну чашку кофе, сложила свои списки с расчётами, согнув тетрадные листы пополам, настроилась и заняла выжидательную позицию.

— Ты поздно. — Арина не хотела наседать, не хотела давить, потому отложила вопросы на потом, прощупывая почву.

Денис не ответил. Он молча сел за стол и, как ни в чём не бывало, принялся есть. Невольно Ариша стала принюхиваться, пытаясь уловить запах перегара.

— Ты решил со мной не разговаривать? — не учуяв никаких посторонних запахов и не удосужившись даже взгляда мужа, Аря вздохнула.

Эта игра в молчанку была чем-то новым и чертовски не нравилась Арине. Денис совсем не вовремя прибегнул к ней, ведь Марковой столько всего нужно было с ним обсудить, столько объяснить, пересчитать уже вместе.

— Это смешно. Детский сад какой-то. — Арина попыталась дотянуться до лежащей на столе левой руки супруга, но тот резко её отдёрнул. — Ты чего?

— Ничего. — сухо промямлил он. — Дай мне спокойно поесть. Что непонятного?

И снова Арина ощутила это сосущее чувство вины, несвоевременности. Последнее время, если так разобраться, когда пыталась поговорить или просто поваляться с мужем в постели хотя бы часок, она была всегда не вовремя, а у Дениса всегда были какие-то дела, какие-то другие планы и намерения.

— Я просто поговорить с тобой хочу. Почему ты на всё так реагируешь? — давя внутри горечь, прошептала девушка. — Я не наседаю, не упрекаю и не ругаюсь. Я не устраиваю тебе допрос, почему ты сегодня так поздно пришёл…

— И сейчас не устраиваешь? — Денис хмыкнул. — Ну-ну.

— Я просто сказала. Захочешь, сам расскажешь…

— Слушай, Арь, я думаю, ты сама всё прекрасно понимаешь. Нам не о чем говорить, потому что любой наш разговор ведёт к скандалу, к очередному выносу мозга. Ты делаешь мне мозги, я сопротивляюсь этому, говорю что-то не то, в итоге получается, что ты у нас Золушка, бедная и несчастная, а я… хуйня из-под коня. Сегодня я впервые сделал так, как мне хотелось. Мне не хотелось этой ебатни и скандала, я не хотел идти домой… И не пошёл. Покатался по городу, проветрил голову, подумал обо всём. Меня отпустило, но я не знаю, сколько ещё я так выдержу. Ты сделала всё, чтобы мне не хотелось возвращаться домой, всё.

— Что ты такое говоришь? — у Арины затряслись руки.

— Я говорю тебе правду. Я устал от вечных претензий, твоих разговоров, скандалов, твоего вечно недовольного лица, упрёков. Я совсем перестал видеть в тебе женщину. Не вижу выхода из этой ситуации, поэтому предлагаю минимизировать наше общение в дальнейшем. Я и сам иногда не хочу говорить тебе то, что в порыве злости вырывается. По возможности буду молчать, позже приходить домой…

Глаза у Арины на лоб полезли. Видел бог, она не собиралась сегодня ругаться с мужем, получив от Панфиловой огонёк надежды на счастливое и светлое будущее. Она и их дневную ссору забыла, и лахудру белобрысую, и оскорбления мужа, веря, что как только наладится финансовое положение в семье, наладятся и их отношения.

— Ты вообще уже охренел?! Что ты несёшь? — с трудом контролируя тембр и громкость голоса, помня о свекрови в соседней комнате, Маркова вцепилась в чашку с кофе, пытаясь унять тремор. — Я о себе, любимой, что ли, говорю? О том, что французская косметика сменилась на белорусскую? О том, что от тебя не то что цветов, от тебя шоколадки из магазина не дождёшься? О том, как мне тяжело и как ты мне нужен? Я говорю о нас! О нас, чёрт возьми! О тебе, обо мне, о твоей маме! Почему же? — Арина всё больше распалялась. — Потому что ты ни хрена об этом всём не говоришь. Тебя как будто всё устраивает. Будто это всё в порядке вещей. Будто у тебя всю жизнь мать была лежачей, а я всю жизнь за ней ухаживала. Как об этом не говорить? Я здесь зашиваюсь, надрываюсь, а тебе всё мало! Мало! Ведь идеальная Панфилова всё на свете успевает и выглядит лучше меня, а я чего-то недовольная, чего-то не такая продуктивная. Приходить тебе домой не хочется… — зло шипела Аря. — Позже собрался являться. Только на ночёвку, стало быть? Ты не думал, что сегодня, наконец, вырвавшись из дома, побывав в «ПаРе», мне тоже не хотелось сюда возвращаться? Но я вернулась! Вернулась, потому что мы семья. Потому что, кроме меня, никто ничего не сделает. И что я слышу? Ты и так от всего отстранился! От меня! От домашних обязанностей! От помощи по дому! Ты даже заботу о матери всю на меня скинул! Зато перед Панфиловой и Сашкой соловьём заливаешься, какой ты прекрасный сын, что не сдал мать ни в богадельню, ни на произвол судьбы не оставил в её доме. Ордена себе на грудь вешаешь! За чужие заслуги! За мои! Достало уже, просто достало! Тяжело со мной разговаривать, в тягость — в молчанку сыграть можно. Домой не хочется — приходить ночью буду, пожрать и поспать. А чего мне хочется? Ты совсем об этом не думаешь? Если я по твоей схеме начну жить, что будет? Не хочется мне одной быть тянуть — домработницу мне, пожалуйста. Устаю я с твоей матерью — сиделку ей! На полный день чтобы! Чтобы и искупать её могла самостоятельно! Давай так и будем жить? Следовать своим желаниям.

— Живи как хочешь. Заметь, я тебе не названивал. Если бы тебе реально не хотелось сюда возвращаться, не вернулась бы. — безжалостно отозвался Ден, переключив всё своё внимание на содержимое тарелки, которое Арине тут же захотелось надеть ему на голову.

— То есть? Тебе всё равно на меня? Ты это хочешь сказать?

Денис снова отмалчивался.

— Я с тобой говорю, Денис.

Молчание затягивалось. Оно било по нервам Арины сильнее, чем недавно сказанные слова мужа.

Она рвано выдохнула, попыталась успокоиться, сделала несколько глотков горячего кофе и таки не удержала язык за зубами:

— Люди давно придумали такую вещь, как развод. Детей у нас, слава богу, нет. Это и есть ответ на твои молитвы, да, Марков? Смотри, и общаться со мной не нужно будет, и лицо моё, недовольное, не нужно будет видеть, и желание приходить домой снова вернётся, ведь меня здесь не будет. Это же всё очевидно. Лежит на поверхности.

— Разводом попугать решила? — Денис усмехнулся, прервав свой обет молчания. — Валяй. Подавай на развод. Съезжай. Это твоё право. Твоё решение. Но на квартиру даже не смей претендовать. Она моя. Ничего твоего здесь нет.

— Что? — сердце пустилось вскачь.

— Это же следующая угроза? Следующая манипуляция? С разводом не выгорело, стала бы пугать меня разделом моей хаты. Я не прав?

Повинуясь секундной вспышке, Арина выронила чашку с недопитым кофе и от всей щедрой, женской души влепила мужу пощёчину. Она не собиралась наслаждаться произведённым эффектом и ждать реакции, пулей вылетела из кухни и заперлась в их с мужем спальне на замок.