Истинные (не) изменяют в марте

Ветеринар возвращает нам деньги за «лечение» зомби-Персика сразу же, стоит мне только заикнуться о скандале с жалобой в Гильдию Ветеринаров. В итоге я нахожу другого, из города – и даже с учетом оплаты проезда его услуги обходятся дешевле. Сдается мне, наш ближайший просто драл с приюта три шкуры! Интересно, такой ценник у него был только для меня и хозяина-игромана, или для старого, нормального хозяина тоже?

В октябре у нас в приюте продолжается ремонт, и, по моим прикидкам, затянется он надолго. Дело это затратное, так что я какое-то время действительно рассматриваю вариант с платьем из шторы. Только они у нас в приюте слишком страшные – драные и немного в кошачьей шерсти. Нет, ну тогда, конечно, всем будет сразу понятно, где я работаю, но мэр явно обидится, что я пренебрегла просьбой «выглядеть прилично».

Я уже думаю надеть сиротское платье, но матушка Эрмина, заглядывающая «на огонек» раз в неделю, предлагает перешить какое-нибудь из своих, оставшихся еще с тех времен, когда она была «молодая и стройна». С радостью соглашаюсь, мы выбираем прекрасный серебристо-голубой наряд и настоятельница уносит его швее – подогнать по фигуре.

– Могла бы купить тебе новое! – ворчит Джади. – А после бала ты бы его продала.

– Так обычно делают с подарками от любовников, – отмахиваюсь я. – И вообще, настоятельница и так покупает мне туфли. Знаешь, как мне неудобно?

Джади ворчит, что «откуда ему это знать, он же не женщина», и я, как обычно, пропускаю все мимо ушей. Потому что советы у бывшего карманника найдутся на любой вкус, но как только доходит до реального дела, он сразу куда-то исчезает.

К концу октября погода в Моривилле портится, становится мерзко и холодно. Мы утепляем приют, чиним систему отопления и начинаем готовиться к зиме.

Расследование моего «мошенничества с меткой истинности» тоже продолжается. Господин Петрикор Дагель вызывает меня к себе и показывает заявление от Реналя: что тот не имеет ко мне претензий. Якобы это не принесло ему никакого материального ущерба. Только моральный, насчет разрыва предыдущей помолвки, но мне он это «великодушно прощает». И выражает сожаления насчет того, что я не стала принимать его фальшивые извинения!

– Надеюсь, он не стал рассказывать, как именно я их не приняла? – осторожно уточняю у Дагеля.

– Чайником по голове и носом в кошачий лоток? – смеется следователь, запуская пальцы в пшеничного цвета волосы.

У него в кабинете тепло и уютно, несмотря на дождливый октябрь. Я сижу в кресле, вроде бы на допросе, но проходит это удивительно спокойно и тихо. Да еще и шоколад предлагают, и я соглашаюсь, потому что сладкого хочется, а расходов у меня и без того сейчас много.

– Вы знаете, я удивлена, что после этого Реналь вообще до вас доехал, – улыбаюсь я. – Хотя, конечно, все было не так. Я его не била, и упал он сам.

– Марианна, вы не поверите, сколько раз в этом кабинете звучала эта фразу!.. Но ладно. Я спросил у господина Реналя Ауруса, не желает ли он подать прошение о прекращении дела, заявить, что он ошибся, оговорив вас, получить за это всего лишь месяц тюрьмы, но он сказал, что этого не будет, и что мы и так слишком много от него хотим.

– Кто это «вы»? – зачем-то уточняю я.

– Я и его совесть, очевидно, – невозмутимо отвечает Дагель.

– Которой нет, – фыркаю я.

Дагель смеется. Мне нравится его улыбка. А еще больше нравится, что он вышел на след какого-то мастера татуировок, судимого. Он был в Моривилле, но подозрительно исчез несколько недель назад. Следователь объявил его в розыск.

Вот только дело из-за розыска приостанавливается на неопределенный срок.

– Если татуировщика не найдут за две-три недели, дело, скорее всего, возобновим не раньше весны, – предупреждает следователь. – В середине декабря я уйду в отпуск на полтора месяца – нужно будет уехать на лечение. Не стану вам врать, Марианна, мои коллеги не захотят заниматься этим без меня. Понимаю, что вас эта ситуация угнетает вас, но лучше разобраться как следует.

Заверяю Дагеля, что ничего ужасного не случится, если окончательный суд по моему обвинению состоится позже. Стыдно признаться, но я пока не готова снова оказаться в клетке в здании суда. Так что не вижу в отсрочке ничего ужасного.

Правда, Джади, например, следователю не верит, и после того, как я пересказываю моим домашним эту беседу, прямым текстом заявляет, что Дагель просто надеется собрать на меня побольше улик. Боится, что если потащить дело в суд, оно там развалится за недоказанностью.

– Не удивлюсь, если дружок-судья ему так и сказал: даже не думай передавать это дело в суд, пока не найдешь железобетонных… слово-то какое дурацкое, от тебя, наверно, прицепилось… железобетонных улик! Вот и старается.

– А я верю Дагелю, – упрямо говорю я.

– А Гейдену Аурусу? – коварно уточняет рыжий помощник.

Поймал! Знает же, что я предпочту лишний раз не встречаться с этим типом! Я до сих пор не уверена, что он не точит на меня дополнительный зуб из-за истории с падением его драгоценного племянничка в содержимое кошачьего лотка. И то, что в прошлую нашу встречу судья забирал меня от Дагеля и вызывал врача, ничего не означает, потому что закончилась эта встреча ссорой.

Петрикор Дагель, конечно, говорил, что вынести мне приговор Гейден Аурус не сможет и будет ходатайствовать, чтобы в Моривилль направили судью из столицы. Зато, как я выяснила, он сможет заменить мне меру пресечения, то есть отправить в каталажку до суда, если для этого появятся основания. Спасибо всяким кодексам и учебникам по юриспруденции, которые я натащила в приют и читаю вечерами, после того, как сделаю всю работу. И, конечно, опять же спасибо Дагелю, который это подтвердил. Правда, он же и попытался меня успокоить:

– Основания должны быть очень серьезными! Например: вы скрываетесь от следствия и не являетесь по повесткам. Или вы препятствуете следствию. Или вы совершили другое преступление. Но вы ведь не собираетесь делать ничего подобного? Так что можете быть спокойны, госпожа Марианна.

Разумеется, не собираюсь! Последнее, что мне надо, это чтобы Гейден Аурус вернул меня за решетку, пусть даже и до суда. Так что я стараюсь вести себя прилично: являюсь на все допросы, а о преступлениях, конечно же, не может быть и речи.

Пока за неделю до бала меня не ловят на краже песка для кошачьих лотков!