Операция "Ух", или Невеста для Горыныча

Долго ли коротко ли, но путь к банкетному залу я решила проложить через кухню. Это только говорят, что молния в одно место дважды не бьет, а на практике…

Я уже шуршала в кармашке платья сукняным мешочком с “клизменной травой”, мечтательно прикидывая хватит ли нужников в царстве сразу на тридцать три богатыря и всех сопутствующих жертв…

Но планам было не суждено сбыться, едва я завернул к кухне, как путь мне преградил Финист Ясный Сокол.

Я уткнулась в его серебряные латы носом и отскочила, как колобок от стенки.

Задрала голову, посмотрела в очи черные, оглядела кудри белые, да морду смазливую. Альфонсовую – а вы как думали. Финист тот еще паскудник!

– Ты что тут делаешь? – выпалила я.

– Приказ вашего батюшки, не впущать царевну Змеину на кухню.

Я гневно сощурилась.

– И он поставил сюда тебя? Одного? – уточнила я. – Совсем ему тебя не жалко, что ли? Или у нас лишний Финист в царстве завелся?

Ясный Сокол тяжело вздохнул, похоже ему было жалко самого себя больше, чем кому-либо. Ведь он все понимал… либо слушается приказов батюшки, либо…

– Если не одойдешь, – пригрозила я. – Я сегодня же напишу письмо Марье Моревне, подскажу, где тебя искать…

Испуг промелькнул в глазах Сокола, и даже несколько мгновений он колебался. А я ждала, что же перевесит страх между отцом или Марьюшкой… Я ставила на второе.

– Ни с места не сойду! – внезапно поразил меня ответом пройдоха. – Хоть два письма Марьюшке пиши!

Я невольно отступила.

Странно. Очень странно.

– Ну, как знаешь, – туманно ответила я и развернулась, мгновенно переигрывая планы.

Пройдоха Финист всегда знал с каким огнем можно играть, а с каким нет. И со мной он, (с тех пор как получил у батюшки политическое убежище), предпочитал не связываться.

И то что Финист так себя повел, значило только одно, он явно был в курсе того, о чем еще не знала я… И нужно было узнать, что именно.

Я двинулась к приемному залу, оттуда уже лились звуки гуслей-самогудов, гомон человеческих речей и заливистый смех царевны Василисы.

Она умудрялась ржать так нарочито и громко, что даже на другом конце царского терема эти “колокольчики девичьего смеха” были слышны.

Длинные столы, ломясь от яств, стояли вдоль стен, и один главный в дальнем конце зала.

Там уже восседал мой батюшка Гвидон, по правую руку от него находилась Василиса, а по левую Черномор с одним из сыновей – здоровым детиной, наворачивающим сразу целую баранью ногу.

Уже издалека было понятно, что дядька травит какие-то байки, а Василиса ухахатывается… так же как и с десяток других богатырей, сидящих за соседним столом. До них видимо доносились отголоски шуток.

– М-да… – пробормотала я, оглядывая этот праздник жизни, и шум в зале неожиданно затих.

Меня похоже заметили.

Даже гусли и те грустно взвизгнули на особо высокой ноте, которая повисла под сводами зала.

– Змеинушка! – радостно воскликнул отец, прерывая это тягостное молчание. – Только тебя и ждали! Проходи быстрее к нам, познакомлю тебя с женихами!

Я скрипнула зубами.

Но делать нечего, подчинилась.

А вообще на будущее, это совсем унизительно, все же я царская дочь – а меня без всякого пиета, представления, музыки и оркестра, гусляров просто так, взяли и позвали к столу. Будто чернавку какую!

Я шла мимо десятков гостей, и от вредности все же вымучила из себя самую опасную из улыбок, волосы на голове опасно гуляли ходуном и кажется немного шипели.

Краем взгляда зацепила Ивана Царевича, он как раз допивал вино из кубка, но тут же поперхнулся. Стоящий рядом царевич Елисей заботливо похлопал друга по спинке.

– “Двадцать четыре сантиметра”... – прошептала я одними губами, так чтобы Иванушка понял, что я вкурсе его вчерашних поползновений в сторону Василисы.

Царевич тут же побледнел…

– Страшная как на портрете, – вдруг донесся до меня шепоток с другой стороны, я резко обернулась, чтобы понять, кто это сказал, но толпа из пятнадцати богатырей, явно младшеньких черноморовских, была мало того что на одно лицо, так еще и на один голос.

Понять кто из них “самоубийца” так и не получилось.

Но меня больше интересовало другое… О каком портрете речь?

Про портрет я впервые слышала. Не припомню, чтобы вообще позировала?

К папеньке у меня появилось сразу много вопросов, и я поспешила к царскому столу еще быстрее, но не доходя, увидела как у одного из гостей в руках сверкнула позолоченная рамка.

Ни секунды не сомневаясь, я подошла ближе, и не особо размениваясь на вежливость вырвала ее из рук.

– Кажется, тут не вы нарисованы, – буркнула я, немного шокированному брюнету, про которого тут же забыла.

Вопросов к папеньке стало еще больше.

Сжимая в руках рамку так сильно, что могла сломать, я двигалась дальше, переполняемая кипящей яростью.