Старинный дом

Зайдя в номер, Яна сразу же схватилась за дневник. Ей стало казаться, что узнав тайны прошлого, она сможет разгадать своё будущее.

«Прошло три дня после скандального ужина. Я съездил к Вишняковым и легко помирился со своими будущими тестем и тёщей. Они не хотели упускать выгодную партию из-за выходок молодого балбеса, так же, как и мой отец. С дочерью они тоже, без сомнения, поговорили. Но особой радости от моего приезда и извинений она не испытала. Впрочем, с виду всё закончилось миром, но я видел, что в душе Ольга продолжала страдать от моего жестокого предательства и обижаться. Но что я мог сделать? Я не любил её, и это ещё не всё. Я всей душой, сердцем и телом любил, обожал, был без ума от моей Снежной королевы.

Она же в эти дни применила новую тактику. Была не холодна, но и не тепла. Не презрительна, но и не страстна. Не выказывала ненависти, но и любви. Держалась так, как в свете ведут себя немного знакомые люди – говорила со мной столько же, сколько и со всеми другими, в пределах разговоров о погоде или назначениях на пост кого-то куда-то. Мои провокации, которые прекрасно видели мои родители (но не генерал!), за которые я регулярно получал потом выволочку от отца, она мягко сводила опять-таки на уровень ничего не значащего светского флирта.

Я не спал по ночам. Есть я тоже заставлял себя с трудом. Безумные идеи снова стали посещать мою голову. Когда её не было, она стояла у меня перед глазами, а находясь рядом, я не отрывал от неё взгляд, хотя и понимал, что это очень неприлично.

И вот мы сидим после завтрака. Анна вышивает. Я, как всегда, сижу поблизости и ловлю глазами каждое её движение. Мaman перебирает клавиши рояля, чтобы заглушить тишину.

Вдруг Анна отложила шитьё и подошла к окну. Я сразу встал и присоединился к ней.

- Погода меняется, - заметила она, глядя на чёрные тучи, затягивающие небо.

- Да, это так. Сейчас будет сильный дождь, - согласился я.

Она подняла лицо вверх, будто бы желая внимательнее рассмотреть грозовые тучи, и при этом коснулась затылком моего плеча.

- Вот поэтому и стало так душно. Перед дождём всегда духота. Вы замечаете, как трудно стало дышать, Григорий Константинович?

- С некоторых пор мне постоянно трудно дышать, Анна Павловна, - ответил я.

- Вот как? Из-за чего же это? – любезно поинтересовалась она.

- Из-за одной прекрасной женщины, которая очень жестоко поступает со мной. Она для меня – и воздух, и свет, знает это, но не даёт ни глотка ни того, ни другого, а просто равнодушно смотрит на мои мучения.

Maman слышала наш разговор, как тихо не старался я говорить, и скривилась.

- Ах да, я и забыла, что у вас есть возлюбленная, - рассеяно проговорила Анна, - да, теперь припоминаю, вы говорили мне о том, как сильно её любите. А ждать вам ещё долго.

- Долго я ждать не смогу, Анна Павловна. Я или задохнусь без её любви, или сойду с ума.

- Мне вас очень жаль, Григорий Константинович, поверьте, - с истинным сочувствием сказала она, - если бы только я могла помочь… А знаете, мне пришла в голову идея!

- Какая? – боясь надеяться на её очередной выверт, спросил я.

- Пойдёмте, прогуляемся! Таким образом, и мне станет легче на свежем воздухе, и вы сможете поговорить со мной о ней и отвести душу.

- Анна Павловна, как вы сами заметили, сейчас пойдет сильный дождь, вы промокнете…

- О, господи, вы всего боитесь: то темноты… - она помолчала, - то дождя! Постоянно вас надо уговаривать! Неудивительно, что девушки не идут навстречу вашим чувствам! Я бы вот никогда не смогла полюбить такого трусишку! Мы, женщины, любим решительных мужчин, уж поверьте мне, а не таких, которые боятся ножки промочить! – Засмеялась она.

Я взбешенно посмотрел ей в глаза и подал руку. «Раз так любишь мокнуть, сейчас я дам тебе повод намокнуть, как следует. На этот раз не увильнёшь, хватит мне терпеть эти издевательства!» - злобно думал я.

Maman холодно (как и все дни после того ужина), но твёрдо сказала Анне:

- Анна Павловна, я настоятельно прошу вас остаться. Мой сын прав. Вы промокнете и заболеете. А мы отвечаем за вас перед господином генералом. И сына моего, который не может отказать даме в просьбе, какой бы сумасбродной она ни была, вы подвергаете такой же опасности.

- О, дорогая Калерия Андреевна! Какой пустяк! Ничего не случиться ни со мной, ни с вашим сыном. Во всяком случае, генерал не требует от меня затворничества и предоставляет свободу в прининянии решений о прогулках. Если, конечно, вы запрещаете сыну, беспокоясь о его здоровье, то тут мне сказать нечего – вы мать. Тогда я пойду сама.

- Грегори, - требовательно сказала моя мать, - я бы хотела, чтобы ты остался.

- Простите, maman, - ответил я, даже не став ничего объяснять, и вывел Анну под хмурое небо.

Мы дошли примерно до середины парка, но Анна не подавала никаких знаков, болтая о красотах осеннего леса. На нас упали первые крупные капли дождя.

- О, боже, - сказала она удивлённо, и беспомощно посмотрела на меня, - пошёл дождь! Что же нам делать?

- Здесь есть парковая сторожка, - спокойно подыграл я, - можно укрыться там.

- Правда? – обратила она ко мне своё прелестное лицо, по которому струились капли дождя, - ну так бежим туда скорее! Мы же можем намокнуть и заболеть!

Она снова засмеялась, и я рассмеялся тоже. Она одной рукой подобрала юбку до колен, а другой схватилась за мою ладонь и мы быстро побежали в сторону сторожки, переглядываясь и смеясь. Это был один из самых счастливых моментов моей жизни. У Анны была тысяча обличий, тысяча настроений, тысяча поведений, и все они вызывали дикое желание. Но её настоящее лицо, стремления и чувства для меня навсегда остались тайной. Она их прятала от всех – а, возможно, лишь от себя самой.

Забежав в строжку, мы прошли из сеней в основную комнату, и я сказал работнику:

- Вон!

Тихон искоса бросил взгляд на Анну, поклонился и молча вышел. Я вытащил из сундука чистое покрывало, специально предназначенное для таких случаев, и расстелил его на кровати. После чего подошёл к Анне и обнял её за талию. Она не выразила протеста, и я поцеловал её в губы. Комната осветилась вспышкой молнии. Пальцами я легонько водил по её белой тонкой шее. Наш поцелуй становился всё горячее, я прижимал Анну к себе всё сильнее, но платье мешало почувствовать тепло её тела и мне хотелось разорвать его.

Я стал расшнуровывать её наряд дрожащими руками, одновременно целуя шею и плечи Анны. Она же играла пассивную роль, просто положив руки мне на плечи и позволяя делать то, что я хочу. Я стащил с неё платье и стал снимать корсет, целуя её розовые сосочки. Анна немного ожила и стала еле слышно постанывать. Наконец я сорвал и нижние юбки, поднял её и положил на кровать в одних белых прозрачных чулках. Это было чудесное зрелище. Она казалась такой… чистой, невинной, как девственница, у которой сейчас всё произойдёт в первый раз.

Я стал торопливо расстёгивать мундир, не отрывая от неё глаз. Снял рубашку, сапоги и полез к ней на кровать, жадно гладя её тело. Вся комната была наполнена шумом ливня, стучавшего в стекла и по крыше домишки, и грохотом грома.

- Малыш, ложись на меня, - предложила Анна.

Я послушно и охотно растянулся на её теле. Лицом уткнулся в шею, которую мне очень хотелось укусить, но я боялся, что при этом её кожа, такая тонкая и нежная, просто порвётся. Поэтому я всего лишь целовал и вдыхал запах её волос. Анна стала немного ёрзать подо мною, как будто никак не могла найти удобного положения, и меня, уже возбуждённого сверх меры, это очень заводило. Но я не торопился на этот раз, не желая получить ещё один выговор.