Отданная Чудовищу, или Попаданка против!

— Я отдам вам свою дочь!

После этой фразы в роскошном кабинете герцога арт Феррара стало тихо. Замолкли шепотки многочисленных просителей, что толпились в приемной с самого утра, а секретарь, прежде усердно строчивший пером по бумаге, замер. С кончика его пера сползла капля чернил и упала жирной кляксой на аккуратный текст.

А невысокий полный мужчина, на макушке которого явственно виднелась залысина, неуклюже опустился на колени.

— Я отдам вам свою дочь, ваша светлость! — повторил он, обращаясь к герцогу, что сидел за массивным столом и взирал на него сквозь прорези черной маски. — Все, чего я прошу — не отбирать у меня последнее!

— Последнее? — усмехнулся герцог. Глаза его полыхнули огнем, а голос звучал хоть и негромко, но почему-то пробирал до костей. — Вас, барон Ташфор, поймали на казнокрадстве и взяточничестве! И вы, вместо того, чтобы признать вину, смеете предлагать мне дочь?! Да будет вам известно, что вопреки слухам, я не ем детей!

Герцог встал из-за стола во весь свой немалый рост, и угрожающе надвинулся на барона. Можно было позвать стражей, и приказать им бросить бывшего градоправителя в тюрьму, но герцогу хотелось собственноручно вышвырнуть его из своего кабинета.

Секретарь теперь даже дышать боялся. Но вот барону Ташфору было нечего терять, и он воскликнул:

— Моя дочь не ребенок, а совершеннолетняя девушка! Она прекрасна, как зимнее утро, ваша светлость! И… смею добавить… — Он поднял взгляд на горящие в прорезях маски глаза герцога, и произнес: — Ее волосы белее снега! Она родилась такой!

Герцог арт Феррар замер, а его руки, обтянутые перчатками, сжались в кулаки. Он бросил только один взгляд на дверь в кабинет, и она с шумом захлопнулась. Следующий взгляд достался секретарю, и тот застыл, словно превратившись в камень. Хотя почему словно? Заклинание стазиса практически сделало его таковым.

Барон с шумом сглотнул. Ему было страшно, как никогда в жизни.

Страх и помог в точности вспомнить пророчество – единственное, что сейчас могло спасти его.

— Только кровь невинной девы, чьи волосы белее снега, может спасти Проклятого силами жизни, — пробормотал он. Уже громче воскликнул: – Я клянусь, что моя дочь еще не знала мужчины, ваша светлость! И я отдам вам ее, если…

Он не сумел договорить: его горло сжала, словно тисками, железная рука. Барону показалось, что под тканью перчатки действительно металл! Но кто будет носить обычную перчатку поверх латной?

— Говорите, чего хотите, — послышался наполненный рычанием голос. Барон с ужасом понял, что в его шею, готовые пустить кровь, впиваются самые настоящие когти! А герцог продолжил все тем же жутким голосом, больше похожим на звериный рык: — Но я советую вам выбирать с умом. И помнить, что если вы обманули меня, то ваша жизнь не будет стоить и медяка!

С этими словами герцог разжал пальцы, и снял стазис с секретаря. Барон ссыпался на пол, как мешок с мукой, но нашел в себе силы подняться и даже начать говорить. Наконец осуществятся все его мечты! Дом в столице, должность при дворе, ежемесячное содержание! Подумать только, ведь месяц назад он собирался выдать Белинду за сына купца! Не иначе, как богиня удачи на его стороне и не дала совершить глупость!

Пока барон диктовал свои требования, его светлость молчал. Размышлял о том, что времени для снятия проклятия все меньше. Розы уже отцветают… если не успеть до того, как опадет последний лепесток, он навсегда останется в измененной форме. А еще – потеряет разум.

Но прежде, чем забирать «девушку с волосами белее снега», надо убедиться, что ее отец не солгал о ее внешности. Ему нужно было ее увидеть.

— Идемте, — сказал он барону. – Мы сейчас же отправляемся за вашей дочерью.

— А вы… Не обидите ее? Мою Белинду?.. – спросил тот.

Неужели у подлеца проснулась совесть?

Герцог усмехнулся. Резким движением подняв руки к лицу, он снял маску.

Лицо барона исказилось ужасом.

— Поздно, — сообщил герцог, улыбаясь так, что стали видны клыки. – Вы только что отдали вашу дочь Чудовищу. А теперь идемте, заберем её.