Цена измены

Инна поставила перед матерью тарелку с румяными, ещё горячими сырниками. Открыла холодильник, но сметана, оказывается, скисла, а от черничного джема остался лишь крохотный островок на самом дне.

С того дня, как Никита ушёл из дома, всё наперекосяк…

Впрочем, мать на сырники и не взглянула.

– И где сейчас… этот… твой? – спросила она.

Алла Арнольдовна никогда не называла зятя по имени. Даже в лучшие времена.

Она долго не могла оправиться от удара, когда Инна, единственная дочь, гордость и надежда, внезапно выскочила замуж за сокурсника Никиту Дементьева.

Всем своим подругам, знакомым, родственникам она жаловалась на «этого смазливого плебея, задурившего голову её девочке». Рассказывала, сокрушаясь, как они вместе с мужем, профессором Немирецким, жизнь положили на то, чтобы у Инны было всё самое лучшее. Однако не только баловали её и холили, но и с детства прививали хороший вкус, изысканные манеры, чувство стиля, в общем, всё то, что выделяет культурного, интеллигентного человека среди серой массы.

И компания у Инны всегда была подходящая: порядочные молодые люди, воспитанные девушки, все из хороших семей. Откуда вдруг свалился «этот люмпен», Алла Арнольдовна недоумевала. И далеко не сразу смогла принять ненавистного зятя.

Впрочем, она его так и не приняла. Просто терпела как неизбежное зло.

– Сейчас? На работе ещё, наверное. Никита до пяти работает, – бесцветным голосом ответила Инна. Тяжело опустилась на табурет напротив матери.

– Я не про сейчас. Я про вообще. У кого он ночует? У той, другой? – беспощадно выспрашивала мать.

Инна сглотнула острый ком.

– Не знаю, – выдавила она. – Мы на эту тему не говорим.

Мать недовольно поджала губы, покачала головой.

– А я тебе сразу говорила, что ничего хорошего из твоего замужества не выйдет. Потому что он тебе не пара. Но зачем мать слушать, да?

– Мама, пожалуйста! – со слезами в голосе воскликнула Инна. – Мне и так плохо. Я и так еле держусь…

Алла Арнольдовна хмыкнула. С минуту помолчала, но натура взяла свое.

– Ты еле держишься, а он зато живет себе припеваючи. Ты осталась одна с двумя детьми. А он будет жить в свое удовольствие.

– А ты бы хотела, чтобы я пустила его назад?

– Боже упаси! – выкатила глаза Алла Арнольдовна. – Если ты ему ещё и измену простишь… и после всего примешь обратно, то… я тогда не знаю. Это уж совсем себя не уважать надо.

Она брезгливо скривилась и покачала головой.

– А чего же ты хочешь, мама?

– Я? А я уже ничего не хочу. Когда-то хотела, да. Лучшего будущего для тебя хотела, достатка, успеха, мужа достойного и перспективного. Нашего круга. Но ты выбрала своего вахлака. Любовь, видите, ли. Ну и где эта любовь сейчас? Ты этого, Инна, хотела? Ты вот из-за этого порвала с нами отношения на целый год?

– Это вы со мной порвали отношения, – глухо возразила она.

Восемь лет назад, когда Никита позвал её замуж, родители приняли эту новость резко в штыки. Отец ещё ладно, он своего мнения никогда не имел. А вот Алла Арнольдовна вынесла ультиматум: «Выбирай! Или мы, твои родители, которые тебя вырастили, воспитали, всем обеспечили. Или он, этот проходимец и плебей». Инна выбрала. И Алла Арнольдовна тут же указала ей на дверь: «Живи теперь у мужа. И содержит тебя пусть теперь твой муж». Помирились они потом только через год, когда родился Митя.

– Ах ну конечно! – Алла Арнольдовна всплеснула пухлыми, ухоженными руками, никогда не знавшими никакой работы. – Родители плохие. Зато этот твой хорош. По чужим койкам скакать он хорош! Кобелина!

– Мама! Перестань! Прошу тебя!

– А ты матери рот не затыкай! Я тебе говорила, как оно всё будет, а ты вот так же меня затыкала. Муженька своего выгораживала. А он, скотина неблагодарная, хорошо устроился. На всё готовенькое. Даже работу получил благодаря нам. И хоть бы раз спасибо нам сказал… Ничтожество! Наглец! Как был вахлаком, так им и остался. Ещё и потаскун. Ну а ты просто дура и тряпка. Не такой я тебя воспитывала…

Из детской комнаты раздался плач. Инна взглянула на мать с немым укором и поспешила к ребёнку.

Вернулась через четверть часа с полусонной и зареванной дочкой на руках.

– Ой, а кто это пришел? Кто это у нас так громко плачет? – заворковала Алла Арнольдовна. – Машуля, солнышко, иди к бабушке на ручки.

Но малышка, хныкнув, отвернула от неё мокрое личико и уткнулась Инне в плечо. Алла Арнольдовна обиженно поджала губы.

– Капризная девочка растет.

– Мама, ей всего восемь месяцев. Это нормально, когда дети в таком возрасте плачут. Особенно когда их будят раньше времени. К тому же Маша прибаливает.

– А что с ней? Врача вызывала?

– Конечно. Приходила с участка незадолго до тебя. Ничего страшного, сказала. Простыла немного…

– Одевать теплее надо ребенка, когда гулять идешь.

– Я и так…

– Знаю я твоё и так… А за Митей, кстати, ещё не пора? – спросила мать.

– Митю сегодня Никита должен забрать.

– И ты после всего доверяешь ему сына? – вскинулась Алла Арнольдовна. – Другая и близко этого мерзавца к ребёнку не подпустила бы.

– Мама, Никита вообще-то Митин отец.

– Отец? – фыркнула мать. – Нашла тоже отца. Отец, настоящий отец, думает не о себе, не о своих удовольствиях, не о том, в чью бы койку прыгнуть, а о семье. Настоящий отец заботится, обеспечивает. Но что-то я ничего этого не вижу. И чему он в будущем может научить Митю? Как по бабам таскаться?

– Мама!

Маша тотчас заплакала и не умолкала до тех пор, пока Инна не начала её кормить.

– Маша такая нервная, потому что чувствует, что у вас всё плохо, – авторитетно изрекла мать. – Дети всегда такое чувствуют. Я недавно по телевизору смотрела передачу, там психолог выступал…

Инна промолчала, уже не хотелось ни спорить, ни оправдываться. И слушать её тоже не хотелось. Каждая встреча с матерью и прежде изматывала её морально, а сейчас так и вовсе высасывала последние силы.

Хотя какие там силы? Никаких сил уже не осталось. Максимум – рефлексы. Инна жила в аду. В аду, который творился у неё в душе. Уже двадцать восемь дней.

Каждое утро, каждый день, каждый вечер и, особенно, каждую ночь она терпела эту раздирающую сердце боль. И никак не становилось легче…⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀