Глава 3

Следующие три дня я провела в доме Алевтины Ивановны. Меня переселили в небольшую комнатку, где стояла только кровать и крохотный стол. Но после твердой лавки и проходной комнаты, это показалось мне наилучшим вариантом. По крайней мере, тут был матрас, подушки и теплое тяжелое одеяло. Новых лиц больше не было. Олянка принесла мне безликую толстую тетрадь, кое-какие вещи, но что удивило особенно - бабушкину шаль и ее дневник.

- Ты очень ими дорожила, - сгружая вещи на мою кровать, пояснила девушка, - я подумала, что это поможет тебе вспомнить.

Я с тревогой смотрела на бабушкины вещи. Найти их раньше не удавалось, и откуда они взялись - очередная загадка.

А когда девушка ушла, а новые посетители не заявились, я открыла тетрадь. У меня глаза на лоб полезли. Меня бросило в жар, а потом - в холодный пот. Не может быть! Страницы были исписаны моим почерком. И то, что там было написано, подтверждало слова Ядвиги Петровны и Стаса. Я читала со всевозрастающим ужасом. Хранительницы, травы, какие-то берегини, проклятия... Я пролистывала тетрадь, вглядываясь в буквы и пытаясь осознать, что весь этот бред - не вымысел. Но разве такое возможно?

Когда голова трещала от разрозненных, порой диаметрально разных мыслей, дверь в комнату скрипнула и в комнату вошла Ядвига Петровна. А следом за ней показалась мама.

- Мама! - воскликнула я, подскочила с кровати и рванула к ней. Забыла даже с Ядвигой Петровной поздороваться.

Мама приняла меня в свои объятия, крепко сжала и уткнулась носом в мое плечо. Я же глубоко дышала, улыбаясь сквозь слезы. Вдыхала с детства знакомый аромат лаванды и, наконец, смогла расслабиться, если мама здесь, значит, мне действительно ничего не угрожает.

- Мила, - мама вдруг всхлипнула, содрогнулась и сжала меня еще крепче. - Доча, дочка, Мила, - она отстранилась, обхватила мое лицо руками и вгляделась в глаза. Потом ощупала голову, плечи, руки, вновь оглядела меня, не замечая собственных слез, и снова прижала к себе. - Как я испугалась.

- Мам, ну мам, - пыталась я дозваться обеспокоенную родительницу, - ну мам, ты чего, все же хорошо. Я вот, живая, здоровая... Мама, - гладила всхлипывающую родительницу по спине, - ну хватит, ты чего, не плачь, - а у самой сердце кровью обливалось, и слезы на глаза наворачивались. Мама так за меня переживала.

Оказалось, что мама уже около недели не могла найти себе места. В тот день, когда я тут помирать собралась, а Стас мне этого сделать не позволил, мама ощутила, что со мной беда случилась. Вернее, она с самого утра чувствовала, что случится что-то нехорошее.

- А к середине дня, - мама утерла вновь набежавшие слезы и сжала мою руку в своих двух, - вдруг словно что-то оборвалось. Сердце замерло на секунду. Мне так плохо стало, что я чуть на работе в обморок не упала. Меня крепким чаем напоили, вызвали такси и домой отправили. А я там на стены лезла от беспокойства. Уже поняла, что с тобой случилось что-то.

- Сердце материнское, да кровь ведьмовская взыграли, вот беду и учуяли вы, Ольга, - пояснила Ядвига Петровна.

Мы сидели на моей узкой грубо сколоченной кровати и разговаривали. Я обреченно принимала все слова за данность. Уже не смела сомневаться, если не маме верить, то кому? Так что маме я верила безоговорочно, а остальным - пришлось поверить. Только чувство недосказанности все равно мелким червячком грызло душу.

- В общем, с трудом дождалась ваше полнолуние. Как на дорогу эту лунную выйти - не знала, я и была-то на ней дважды, да сколько лет прошло? - мама грустно улыбнулась, - а тут и вы. Как вас увидела, - мама бросила взгляд на Ядвигу Петровну, - сразу поняла, что не обманывали меня чувства.

- И выбрали не лучший вариант поведения, - недовольно проговорила Ядвига Петровна.

На мой вопросительный взгляд мама только плечами пожала и пояснила:

- Я как увидела, что тебя нет, так такого себе напридумывала, - мама тяжело вздохнула, - да и за неделю себя измучила мыслями разными. Короче, ваша директор и рта раскрыть не успела, чтобы что-то объяснить, а я уже на пол осела и сознания лишилась.

«Это становится традицией в нашей семье», - мысленно мрачно усмехнулась я.

Потом пришел черед Ядвиги Петровны рассказывать о том, что произошло. Мама бледнела, краснела, вздрагивала и хлюпала носом. Я только ее руки сжимала сильнее и что-то нашептывала, чтобы она не волновалась, ведь все хорошо.

- Но почему вы отпустили ее? - воскликнула мама и вскочила с кровати, прохаживаясь из стороны в сторону по крохотной комнатушке. - Она ведь еще совсем ребенок, она ничего в вашем мире не знает! Как вы могли ее отпустить?

- Скажем так, остановить ее у нас не было возможности. Я могла ей помочь и обезопасить, насколько это возможно, что и сделала. А могла бы запретить, но ваша дочь с большой вероятностью, скорее всего не вняла бы моему запрету и сделала бы все по-своему.

- Почему?

- Меня можешь не спрашивать, - я развела руками, - ничего не помню.

- Обстоятельства так сложились, - Ядвига Петровна в упор смотрела на маму и не моргала.

- Какие обстоя... - мама запнулась, округлила глаза и перевела на меня взгляд, потом взглянула на Ядвигу Петровну. - Но... - и она замолчала, словно с трудом сдерживаясь. - Что случилось дальше? - голос мамы стал скрипучим, словно надорванным. - Кто-то пострадал?

- Кроме Миланы никто не пострадал, - Ядвига Петровна покачала головой. - А вы теперь можете не опасаться за своего избранника.

- Постойте, - меня озарила догадка. Я ведь только утром читала о проклятиях, а оговорка Ядвиги Петровны навевала на определенные мысли. - Я что, в кого-то влюбилась, и он пострадал?

- Нет, - Ядвига Петровна качнула головой, - никто не пострадал из-за твоего проклятия. Ты раньше от него избавилась, чем оно начало действовать. Мне пора, - она поднялась, пресекая все вопросы, - Ольга, я бы хотела с вами поговорить после. Зайдите ко мне в кабинет. Любой из учащихся поможет вам его найти.

Как только за директором школы закрылась дверь, мама рухнула со мной рядом и вновь крепко обняла.

- Если бы я тогда послушала маму, - прошептала она, - если бы мне хватило смелости, то тебе не пришлось бы проходить этот путь. Это я виновата.

- Ма-ам, ну хватит, правда, - я поцеловала ее в щеку, - я вообще ничего не помню. Так что, что бы там ни случилось, все закончилось более или менее нормально. А память... Ну должна же я рано или поздно вспомнить. А не вспомню, так и не страшно. Два месяца всего, небольшой срок. Знания восстановлю, со всеми снова познакомлюсь... Меня, мам, кстати, такой парень спас, - я хихикнула, надеясь таким образом увести разговор в более безопасное русло.

Безопасного не вышло... Разговор вновь свернул к проклятию. Мама не переставала винить себя за слабость и за то, что вместе с бабушкой они свалили эту проблемы на мои хрупкие плечи. А я что? Я не помню, как это было... Рассказ Стаса больше напоминал приключенческую сказку, а в собственные подвиги я не верила. Вон как орала, когда очнулась.

Вместе с мамой мы поужинали, а когда пришло время прощаться, я не могла разжать пальцы и выпустить мамину руку из своего захвата.

- Я вернусь завтра, - мама нервно улыбнулась, - сейчас тебе нужна помощь и поддержка, как никогда. - Я решила, что пора прекращать открещиваться от этого мира всеми правдами и неправдами. Возьму отпуск без содержания на работе и побуду здесь, если Ядвига Петровна позволит.

Ядвига Петровна позволила. Более того, вечером следующего дня вернувшаяся мама сообщила, что не только остается здесь, но и весь месяц будет обучаться азам ведьмовских премудростей у Алевтины Ивановны. И жить будет здесь же. Для меня это стало первой хорошей новостью после пробуждения.

А через пару дней, когда я чувствовала себя уже вполне сносно, Алевтина Ивановна заявила, что достаточно бока мять, пора бы и за ум браться - к обучению возвращаться. Я за время вынужденного заточения в доме местной знахарки успела прочитать не только свою тетрадь, но тетрадь бабушки. Так что выходила на улицу с легким волнением и предвкушением. Олянка, которая сопровождала меня, пока мама была занята получением знаний с Алевтиной Ивановной, наблюдала за мной с легкой понимающей улыбкой. А стоило нам вывернуть из-за угла школы, как я замерла на месте.