Бывшие. Верни моё доверие

          Кусок в горло не лез. Бросила растерзанный, размазанный по тарелке ужин и подошла к окну. 

       Никогда не любила предзакатные часы. Тревожащую, тоскливую грань между днём и ночью. Зовущую куда-то, манящую, обещающую что-то восхитительное, прекрасное, будоражащую кровь, но раз за разом разочаровавшую, обманывающую ожидания.

        В эти часы мне было как-то особенно тоскливо, потому что ничего из того, что обещано не происходило. Я снова оставалась одна. И не к кому было бежать на встречу, некого любить, не к кому прижаться. А моё глупое, обманутое сердце раз за разом хотело любви, верило, надеялось.

        Сегодняшний вечер был особенно тревожным. Тревогу нёс в себе, по апрельски свежий, прохладный ветер, врывающийся в приоткрытое окно. Он пах оттаявшей землёй, пробуждающимися от зимней спячки почками деревьев и очередными неожиданными переменами в жизни.

        Прикрыла оконную створку, отрезав себя от тревожащих душу запахов и звуков весны. Для кого-то это время года пора любви и счастья. Для меня – время разочарований и расставаний.

        Смахнула в мусорное ведро остатки почти нетронутого ужина, вымыла за собой посуду, вытерла стол. Обыденные, незатейливые действия. Маленькие шажки, за каждый из которых я мысленно хвалила себя. Давай, Варя, живи, двигайся, делай, что должно, а там дальше, небось, всё наладится. Как-то перемелется, мука будет. Нужно жить. Ради себя, ради неё.

        Прижала ладонь к татушке, согревая её теплом.Ты всегда в моём сердце, доченька. Только ты, Анита. Девочка моя…родная, любимая. Никаких мужчин больше в моей жизни не будет! Со всем справлюсь сама.

       Я набила её сразу после того, как перестала кормить Аниту грудью. Когда приняла, то, что Влада в моей, в нашей с дочерью жизни никогда не будет. Решила, что моё сердце навечно будет принадлежать только крошке с синими, как штормовое море, глазами. Моей дочери. Прекрасной и любимой.

       Правда, через несколько лет, в нашей жизни появился Магнус. Дьявольски красивый, как со страниц календаря с датскими стражами порядка, мужчина.

       Магнус и правда был на октябрьской странице этого календаря, потому что служил в полиции. По прошествии времени он, посмеиваясь над собой, продемонстрировал мне её.

       Как-то быстро Магнус ворвался в нашу с Анитой жизнь. Неумолимо, как штормовой ветер. С первого дня знакомства был невероятно внимательным, заботливым. В тот период я, как никогда, нуждалась в поддержке. Поэтому его помощь оказалась ко времени. И я приняла её. А потом и самого Магнуса. И снова ошиблась в своём выборе мужчины. В итоге он сделал ровно то, что и Влад – изменил мне накануне нашей свадьбы.

       Тряхнула головой, прогоняя из неё мысли о своих прошлых ошибках. Хватит сожалеть о них. Пора брать себя в руки и заняться тем, что планировала: искать работу, специализированную школу для Аниты. Наконец, репетитора русского языка для неё. Дочь неплохо говорит на нём, но родной для неё всё же датский. А для нормальной учёбы здесь ей нужен другой уровень знания русского. И адаптация к российской школьной программе.

         Проще было сказать себе это, чем сделать. Свинцовые обручи, стянувшие до боли грудную клетку, не отпускали, сдавливали, мешая дышать полной грудью. Душили, выжимая слёзы, не давая той трухе, что осталась от моего, разлетевшегося на кусочки, доверчивого, глупого сердца, нормально биться и качать кровь.

       Забравшись на кровать и завернувшись в тёплое одеяло, смотрела в окно на грузные свинцовые облака, обещающие весеннюю грозу, которую пригнал тревожный ветер.

       В тот вечер, восемь лет назад, тоже собиралась гроза. Только ни меня, ни моих подруг, погода совсем не пугала. Весёлый, шальной девичник был в самом разгаре. Шампанское пузырилось в крови и вырывалось из нас смехом, шутливыми тостами и пожеланиями. Прохожие оборачивались и улыбались, глядя на хохочущих девчонок, похожих на стайку соек-пересмешниц. Юных, лёгких, беспечных, окутанных облачками фальшивых фат.

        Закончилось всё сигналом пришедшего на телефон сообщения. Та, прежняя я, влюблённая и окрылённая счастьем, не представляла себе, как такое может быть. В первую секунду не поверила своим глазам. Споткнулась на ходу, обессилила, словно вся жизнь разом ушла из меня. 

       Я трусливо спрятала телефон в крошечный клатч, отказываясь принять то, что увидела. Только это не спасало.

       Ничего не заметившие подружки кружились, куражились, куда-то тащили меня, а я медленно умирала. Ещё пыталась улыбаться, но уже знала, что это конец. Ад, поглотивший меня. И он растерзает моё сердце в клочья. Он уже рвал его на части.

       Я сбежала. В какой-то момент, когда девчонки отвлеклись, сорвала с головы фату и запрыгнула в последнюю дверь, стоящего на остановке трамвая. Плюхнулась на свободное место и пригнулась, чтобы подружки не увидели меня в окно. Уткнулась лицом в ладони, лежащие на коленях. 

       Домой я возвращалась пешком. Долго шла под проливным дождём. Мокрая, несчастная, убитая. Где-то потеряла шуточную фату, наверное, оставила в вагоне трамвая, или на конечной остановке, среди тоскливо стонущих и гнущихся от ветра берёз. Вымокшая до нитки, облезлая, как дворовая кошка, трясущимися руками долго не могла попасть ключом в замочную скважину, пока дед Лев не открыл дверь изнутри. Я подняла на него, стоящего в светлой, тёплой прихожей, убитый взгляд, и он шагнул ко мне и крепко обнял.

        – Как жить, деда? – единственное, что я смогла прошептать.