Зачем я тебе, мальчик?

Возвращаюсь домой, неся четыре пакета с обновками в руках.

Не сказала бы, что я такая жуткая шопоголичка. С подругой подобные набеги мы совершаем совсем нечасто. Раз в два, а то и три месяца. Но тут душа сама просит успокоения. Да и Жанна поддерживает, заявив, что нужно переключиться на что-то позитивное.

Все-таки выходка драгоценного бывшего мужа не проходит вскользь, подкашивает основательно. Действовать в тайне за спиной, не признаться и не покаяться позже, уверившись, что сама я никогда не узнаю… Подобного поведения от него никак не ожидаю.

– Анют, нам нужно поговорить, – Кобаль встречает на пороге.

Глаза серьезные, улыбки нет и в помине, тело напряженное, но говорит мягко.

Пересекаюсь с ним взглядом, пытаясь считать, что еще могло случиться, и вдруг понимаю, о чем пойдет речь. Я сменила пароль на госуслугах несколько часов назад и, похоже, Семён об этом как-то уже прознал.

Хотя, почему как-то? Всё же предельно ясно. Полез что-то проверить или замести следы понадежней и… не попал.

– Я слушаю, – занимаю свое любимое кресло в гостиной и, расправив складки на подоле платья, уверенно поднимаю подбородок, чтобы взглянуть на супруга.

Хочется казаться непробиваемой и хладнокровной, как и он, но неожиданный спазм дергает щеку, выдавая нервное состояние.

Еще бы.

Внутри кипит коктейль различных чувств. Там и непонимание, как он мог провернуть такое за моей спиной, и удивление вперемешку с оторопью, что действовал так нагло и грубо, и глубокое разочарование, что своим поступком предал доверие, которое только-только смог возродить вновь, и чуточку облегчения, что я не решилась заговорить с ним о детях до того, как он кардинально изменился.

А он изменился. Не могу точно понять, когда конкретно это случилось, но факт уже осознаю точно. Семён стал прохладнее, отдалился.

– Я хочу признаться в одном не очень красивом поступке…

Кобаль обходит диван, стоящий по центру комнаты, как раз напротив занятого мною кресла, и упирается ладонями в его спинку. Смотрит в глаза.

– Как без спроса и моего позволения воспользовался моим доверием? – подсказываю, когда он замолкает.

Ну а что глупую овцу-то из себя разыгрывать? Хлопать ресницами и ахать?

Поздно уже.

Да и какое – разыгрывать, если я ей фактически оказалась.

Мерзко, противно от собственной наивности, но и смысла прятать голову в песок не вижу. Оплеухи нужно принимать достойно.

– Значит, уже увидела? – делает он правильный вывод, вот только виноватым при этом не выглядит. Мимика совершенно не меняется. Спокоен. Самоуверен. – Поэтому пароль сменила?

– А ты думал, почему? – шире распахиваю ресницы.

Мне удивление скрыть не удается. Да я и не надеюсь.

– Система безопасности сама через время этот шаг предлагает, – пожимает он плечами. – Такой вариант я тоже не исключал.

– Сём, разве так можно поступать с близкими людьми? – решаю спросить главное.

Может, выйдет пристыдить?

Нет, от этого легче мне не станет, но, вдруг сделает Семёна чуть человечнее и приземленнее. Наивная.

– Анют, иначе я бы не успел.

Смотрит так, будто погоду обсуждаем.

– Куда не успел? – уточняю, теряя нить беседы.

– Ну как куда? Я же говорил, для чего все это затеваю. Для поездки в Мичиган.

– Помню. Но разве уезжать на… годик, чтобы преподавать, – припоминаю его же слова, – нужно в конце февраля? А не к новому учебному году в университете? Странно выходит.

– Конечно, к сентябрю, Ань, но документы-то и личные дела для проверки затребовали уже сейчас. Последний срок подачи заявки – двадцатое февраля.

– И что? Сложно было объяснить всё подробно и попросить принять решение более оперативно, как сделал бы каждый нормальный человек?

Никогда не предполагала, что чтобы выглядеть расслабленной, нужно настолько сильно напрягаться. Ни кулаки не сжать, ни зубами не клацнуть, ни поиграть желваками. Вся на виду.

– А ты бы согласилась? Снова бы вывалила, что я на тебя давлю, и поскакала к своей дуре-подруге на меня жаловаться.

– Ложь! – качаю головой. – Я на тебя не жалуюсь Жанне. И не смей называть ее дурой. Она – мой близкий человек. Моя семья!

– Я – твоя семья, Анна! Я! – рыкает Кобаль, повышая голос.

Дергаюсь, вжимаясь в кресло, но не сдаюсь.

– В последнее время, Семен, я в этом сильно сомневаюсь. Семья не действует за спиной, не обманывает, не причиняет боль. Семья поддерживает, защищает…

– Я, мать твою, «ЭкоСтройДизайн» один на своих плечах тащу! Один! Фактически ТВОЮ фирму, Аня! И ты смеешь говорить, что я для тебя НИЧЕГО не делаю!?

– Я…

– Где бы ты была сейчас без меня? Вспомни «Мебдеко» и «Петро-Трест». Да фирма твоего отца уже давно бы пошла по миру и трепалась конкурсным управляющим на части, чтобы вытащить последние активы и отдать долги. Ты бы безмозгло подписала договора, на которые сил и средств у тебя на хватило.

– Ты сам говорил, что они нам нужны. А в последний момент, когда я инициировала по ним проверки, заставил отступить.

– Потому что понял, что не вытянем. И был прав.

Да, тогда был прав. Признаю. Но, если подумать, то и привел их к нам тоже он. Это оказались какие-то знакомые его знакомых, которых очень ему настойчиво рекомендовали. Да и отступил назад он практически одновременно с тем, как я засомневалась и заставила службу безопасности собрать по контрагентам расширенные данные. Но об этом упоминать не берусь, потому что разговор мы начинали совершенно об ином.

– Сём, что с нами происходит? – опираюсь локтями в колени и пускаю голову на раскрытые ладони. Зарываюсь пальцами в волосы и порчу идеальную прическу. Наплевать на нее. – Куда мы катимся? Или нас уже нет, а я пропустила этот момент?

– Нюсь, – слышу шаги, а через несколько мгновений руки мужа ложатся мне на плечи. – Всё будет хорошо. Признаю, я поступил неправильно, провернув подачу заявления за твоей спиной. Но говорю тебе, как и прежде, между нами всё остается по-прежнему. Мы – семья. Развод – лишь бумажка. Ты – моя жена. Я твой муж и по-прежнему буду о тебе заботиться, как и о фирме.

– Мне страшно, – поднимаю голову и смотрю Кобалю в глаза.

– Чего ты боишься? Я рядом. Прекращай.