Неудержимый нахал

КИРА

Очень хочется выплеснуть клокочущее внутри негодование через агрессивную езду. Врубить колонки на полную мощь, вдавить педаль газа в пол и с пробуксовкой сорваться вперед. Так лихо и дерзко, чтобы оставшийся позади мужлан пыль глотал.

Но заставляю себя быть выше этих дурацких ребяческих поступков и плавно трогаюсь с места. Доезжаю до выезда на основную трассу и бросаю мимолетный взгляд в зеркало заднего вида. Сидит, все так подвисая в телефоне, и ухом не ведет.

Ментов вызванивает? Ну, удачи.

Права мне купили… Хм, надо ж было такую чушь ляпнуть. Хотя, если по себе судит…

К черту его!

Десять минут с остановками на паре светофоров, и вот я уже въезжаю в до боли знакомый двор.

Не была здесь два с лишним года. С тех пор, как мама умерла. А ничего практически не изменилось.

Те же кусты волчьей ягоды возле качелей. Маленький игровой комплекс из лесенок, горки и турникета с барабаном под ним, скрипящим на всю округу. Вот и сейчас какой-то мальчонка, усердно перебирая ногами, пытается его раскрутить, а по итогу лишь насилует уши окружающим пронзительным дребезжанием. И три широкие лавки, врытые буквой П, под раскидистой черемухой у соседнего подъезда.

Последние особо примечательны. На них мы еще ребятней с утра до ночи каждое лето резались в карты. А после тусили подростками. Даже когда выросли и в клуб стали бегать, на танцульки, как папка любил сказануть, нет-нет да собирались.

Поморщившись от скрипа, вызывающего зубную боль, – из-за духоты все окна в машине открыты – осматриваюсь. И зависаю. Надо с парковочным местом определяться, а свободных-то и не видно.

Всё кругом заставлено ровными рядами иномарок и кое-где выглядывающим советским автопромом. Даже под деревьями, где вместо асфальта давно утоптанный грунт. Исключение – промежутки с растянутыми веревками для сушки белья. А так – плотненько.

И это, пожалуй, именно то, что действительно изменилось. Раньше столько машин не было.

Заметив отцовского ровера в крайнем дальнем ряду и оценив обстановку, решаю встать рядом с ним и прижаться поближе. Сама вылезти смогу, другим проезд не перекрою. Да и папка точно не заругает, что миллиметровщицей подрабатываю. Он же меня сам, как никак, обучал правильной парковке. Так сказать, отшлифовывал навыки до идеала, когда в автошколе права получила.

Заглушив двигатель, покидаю салон. С заднего сидения выхватываю дорожную сумку, одну из трех, в которых привезла большую часть своей жизни за последние несколько лет, и уверенным шагом направляюсь к подъезду.

Ключи, припасенные заранее, держу в руке. Домофоном не пользуюсь.

Папке сюрприз сделаю.

Надеюсь, радостный. Мы с ним пусть и немного отдалились, каждый по-своему переживая кончину мамы, которую оба безумно любили, но связь не потеряли и по телефону несколько раз в месяц непременно созванивались.

Он мне про свой автосервис рассказывал, на который переключился, чтобы не закиснуть от горя в четырех стенах, и рыбалку. Я ему про свой маленький недавно созданный бизнес – аутсорсинговую бухгалтерскую контору и мысли остаться в Питере насовсем. Как и о том, что стала присматривать квартирку и обдумывать возможность ипотеки.

Квартирку… м-да… есть бог на свете, и он меня удивительно вовремя от сделки отвел. Если б я все же впряглась в покупку и сейчас на мне висел кредит по жилью – не представляю, как бы крутилась. Однозначно, было бы в разы сложнее. А так… интересно, многие ли домой, в захолустье, из миллионников возвращаются?

Мотнув головой, отбрасываю лишние думы и вставляю ключ в замочную скважину. В последний момент все же решаюсь предупредить отца. А то вдруг решит, что грабители в личине скрябают, и дробовик возьмет. Будет нам и смех, и грех. Жму на кнопку звонка.

Динь-дон еще оседает на барабанных перепонках, а я уже распахиваю дверь.

Вваливаюсь внутрь, затаскивая сумку, уже порядочно оттягивающую плечо. Пусть не гири, но шмоток я наложила внутрь достаточно. Громко оповещаю:

– Пап, это я, Кира.

Тишина в ответ не напрягает.

Может, спит крепко? Или на балконе?

Но то, что дома по-любому, даже не сомневаюсь.

Аркадий Львович у нас из тех редких людей, кто даже в булочную за хлебом в соседний дом на машине ездит, игнорируя пешее передвижение. Мамочка часто из-за этого над ним подшучивала, а он… а он соглашался: «Да, Леночка. Такой я у тебя ленивец», подмигивал и в щеку ее целовал.

Они у меня вообще суперродителями всегда были. Никогда не ругались. Всегда вместе за руку или под руку. С улыбочкой. Душа в душу.

А потом как гром среди ясного неба – онкология. Мама угасла буквально за несколько месяцев. И папка сдал. Постарел и ссохся.

Думала… ох, о плохом я тогда думала, что следом за ней уйдет, не сможет один. Но мама, она будто это предчувствуя, с него слово взяла – жить и внуков воспитывать. Он обещал. А она обещала его там ждать…

Шумно выдохнув, еще раз зову отца, а затем и обхожу квартиру. Все три комнаты, кухню. Даже на балкон заглядываю. Пусто.

Нахмурившись, тянусь к телефону, чтобы позвонить. И тут сзади шорох.

Оборачиваюсь.

– Кирочка, это ты приехала? – соседка, баба Валя, чуть шаркая подошвами тапок, заходит в квартиру, дверь-то я не закрыла. Потирает руки и огорошивает. – А Аркаша-то уже дня три как в больнице.