Уроки ведьмы. Книга вторая

Я сидела на заднем сидении в машине Эрика и смотрела в окно на нескончаемую мрачную стену зимнего леса. Уже давно стемнело, и узкая загородная дорога освещалась только светом наших фар. Этот свет выхватывал из тьмы черные стволы деревьев и тут же находил впереди новые, а остальные снова прятались в темноте, когда мы оставляли их позади.

В моей голове сейчас творилось невесть что. Буквально час назад я, кажется, согласилась на какую-то невообразимую аферу, по крайней мере, мне это виделось так. Сегодня я, как и планировалось, приехала к психологу в особняк на очередную консультацию. Но так как всю последнюю неделю я не могла думать ни о чем, кроме кнотена, то была сейчас на взводе. Мне казалось, что наша беседа успокоила меня. Ведь в самом деле весь следующий за той встречей день я чувствовала себя очень хорошо. Но затем горькие мысли набросились на меня с удвоенной силой. Эгоизм и совесть устроили в моей душе поле боя и дрались не на жизнь, а на смерть. Совесть считала, что я не должна забирать свой кнотен. Эгоизм был уверен, что вещь должна вернуться ко мне.

Я почти не спала ночами, так как продолжала думать об этом, а если удавалось заснуть, то нервным прерывистым сном, потому что раздирающие меня сомнения тут же перебирались в сновидения. Я каждый день порывалась позвонить психологу, но одергивала себя, заставляя дождаться субботы. К этому еще примешивалось то, что я наконец поняла причину моего легкого беспокойства при осмотре кабинета. Мне неспроста показались знакомыми некоторые вещи и предметы интерьера. Я их точно видела. И не где-нибудь, а во сне. Час от часу не легче.

Я вспомнила свой сон про странный туман и старый дом, который я так внимательно осматривала. В той комнате, что мне снилась, были и старинные ходики с кукушкой, и расписной графин, и столик на гнутых ножках. И пейзаж на стене в кабинете Эрика, на который я не сразу обратила внимание, увлеченная потрясающей книжной коллекцией, тоже мне снился: поле, тропинка, лес… Одну, от силы две вещи можно было бы принять за совпадение. Но я насчитала уже четыре. А если учесть, что магии у меня нет, то разве мог мне присниться вещий сон? Или все-таки какая-то частица ее прорывается ко мне, пока я сплю?

На эти вопросы ответов у меня не было, а задать их Эрику было бы странно. «Вы не знаете, а почему мне предметы вашего интерьера снились где-то месяц назад? Что-что? Мне нужен не психолог, а психиатр?..» Тем не менее мне очень хотелось поспрашивать его об этих вещах, пусть не напрямую, а издалека, намеками. Вдруг что-то удастся разузнать?

Я расположилась, как и в прошлый раз, на кожаном диване, и Эрик сел напротив, чтобы выслушать, каких успехов я достигла за неделю. И тут я неожиданно для себя залилась слезами и стала сумбурно объяснять, что все стало только хуже и мне теперь очень нужен мой талисман. Психолог пытался до меня донести, что все, что я сейчас чувствую, совершенно нормально и закономерно и плакать тоже нужно, но я стала злиться. Ведь я уже почти смирилась с потерей сил и хотела только закрепить это, а он, наоборот, разбередил душу своими вопросами и, самое главное, убеждениями, что все можно вернуть!

Дальше события мне помнились слабо, словно в тумане: я плакала, он утешал, что-то предлагал, я спорила… А теперь мы едем по направлению к дому Лады, к Дому ведьм, чтобы забрать мой кнотен. За окном темень и холод, снова начинается снегопад, а на часах почти девять вечера. Тот самый момент, где два здравомыслящих человека договариваются, чтобы вместо сеанса поехать в чужой пустующий дом, забраться в него и стащить одну важную вещь, я вообще вспомнить не могла. Только сумбур, споры и слезы, а сейчас мы где-то на середине пути к Дому, и меня раздирают противоречивые чувства. С одной стороны, – наверное, с умной, – я понимаю, что вот-вот совершу нечто непоправимое и безрассудное. С другой стороны, мне просто физически необходимо это сделать. И мне даже помыслить страшно, что возникнут препятствия на пути. Хотя бы такие, что в Доме вдруг окажется кто-то из ведьм.

Эрик спокойно и уверенно ведет машину, кажется, его никакие сомнения не гложут. Хотя его роль во всем этом тем более не понятна. Зачем психологу идти на поводу у неуравновешенной клиентки, везти ее за тридевять земель, да еще с такой целью? Ладно, как говорила Скарлетт в таких ситуациях (если она, конечно, бывала в таких ситуациях): «Не буду думать об этом сегодня».

Картинка за окном давно уже не менялась. Я периодически отворачивалась от стекла и смотрела в зеркало заднего вида, в котором отражались необыкновенные глаза Эрика. Иногда он резко переводил на меня свой взгляд, отчего я каждый раз чувствовала укол в сердце, но, возможно, он просто следил за дорогой и смотрел сквозь меня. Чтобы он не догадался, что я ловлю его взгляд, я снова прильнула к стеклу и стала смотреть на проносящиеся мимо деревья.

Я ехала и думала о том, что та грань, которая разделяла нас как психолога и клиента, уже стерта. И не важно, что будет дальше, вернуться на прежние позиции у нас вряд ли получится. Моя истерика, а затем его странная выходка смазали черту, что четко обозначала границы между нами. Жаль. Неужели сеансы придется прекратить? Я снова нечаянно взглянула в зеркало и столкнулась с его взглядом. Сердце опять кувыркнулось, и я поспешно отвела глаза. Все-таки он смотрел на меня и именно тогда, когда я этого не видела. Наблюдал за мной. Может быть, он ждет, когда я успокоюсь, чтобы повернуть обратно? Вдруг это просто такой трюк?

Я снова посмотрела на него через зеркало, а потом перевела глаза и стала изучать его орлиный профиль. Кажется, он это почувствовал, так как слегка повернул голову вправо и скосил взгляд. Я почти не дыша откинулась на спинку сиденья и уставилась в окно. В дороге мы почти не разговаривали: я зачем-то села назад и теперь тяготилась полной тишиной. Эрик молчал, хотя я была уверена, что он всю дорогу будет меня подбадривать.

– Почти приехали, – наконец раздался его голос, когда я почти задремала. Я потерла лицо. – Вы говорили, что сможете войти в дом?

Я этого не помнила, но действительно предполагала, что войду. Можно тихо забраться через соседей, вряд ли ведьмы прибили старую шатающуюся доску. А впрочем, и калитка обычно не на замке, нужно просто просунуть руку между штакетинами и скинуть крючок. Соседи, что следят за газом в Доме, так и делают. Если, конечно, ничего не изменилось. А в сам Дом… Ну, как-нибудь залезу. Я вдруг с ужасом вспомнила, что в последний раз, когда там была, не могла войти внутрь, так как ведьмы обсыпали всю избу толстенным слоем соли. Вдруг заклятье действует до сих пор?

– Где мне лучше встать? – снова заговорил Эрик, сворачивая на улицу, на которой находился Дом.

– Давайте подальше проедем, – попросила я. – Заодно увидим, не горит ли свет.

Эрик послушно проехал мимо, а я приклеилась к стеклу, пытаясь разглядеть сквозь падающие снежные хлопья, есть ли свет в Доме. Но его окружала темнота и тишина. Нечего сейчас ведьмам тут делать. Нет никого.

Машина остановилась, и я выбралась наружу. Набежавший снежный вихрь тут же щедро насыпал мне за шиворот горсть ледяных хлопьев. Я поежилась: слишком легко была одета. Сегодня я ехала в центр Москвы и не предполагала, что окажусь так далеко от города, где погода совсем другая. Если в Москве сейчас с неба падала редкая снежная крупа, то здесь нас буквально засыпало огромными пушистыми снежинками. Я неуверенно направилась к Дому, то и дело зачем-то оглядываясь. Эрик заглушил двигатель и вышел из машины. Подъезд к воротам был под толстым снежным слоем, девственно чистым, без единого следа. Я расслабилась. Значит, точно никого. Я уже собиралась сделать первые шаги по снежному покрову, как вдруг сердце болезненно сжалось, и я поняла, что ничего не получится. Застыв как вкопанная, я тщетно пыталась сдержать слезы, но они предательски побежали по моим щекам. Глаза защипало.