Ты не для меня

— Я надеру твою, если скажешь это еще раз, — заявляет убийственно спокойным тоном высокомерный гад. Он смотрит прямо, в упор, наверное, от такого взгляда девочки превращаются в желе. Я тоже на мгновение теряюсь, даже дыхание спирает. Вдох замирает в горле, кусаю губы. 

Мы пытаемся испепелить друг друга взглядами. Гордей проверяет, сколько я выдержу. Он не двигается с места, как чертов змей, гипнотизирующий свою жертву. Вот только фиг ему, а не жертва.

— Ты недостоин даже смотреть на нее, — хмыкнув, кривлю рот, будто вижу какую-то противную букашку. Не знаю, почему продолжаю колоть его в ответ. Я вообще не такая, обычно я вполне нормально общаюсь, с друзьями только взбалмошная и немного безумная, но это не идет ни в какое сравнение с желанием натянуть броню, когда мы с Гордеем оказываемся в одном пространстве. И да, эта броня с шипами, которые я не стесняюсь выпускать, стоит парню открыть рот.

Он не понравился мне еще в первую встречу, когда пытался выставить из гаража. Я злилась: восемь часов за рулем, пусть и с перерывом вымотали меня. Еще Савелий, как назло, не брал трубку. Я должна была забрать у него ключи от квартиры и обосноваться там. Поваляться в ванной, разложить вещи, приготовить вкусный ужин. А вместо этого носилась по всему городу и искала брата. К моменту нашей первой встречи с Гордеем я была заведена до предела. Уставшая, голодная, недовольная — и тут какой-то мачо, решивший, что он может рассказывать девочкам, куда идти. Терпеть не могу зазнавшихся парней.

Вот и начала отвечать.

Возможно, это все из-за недосыпа. Три дня я спала по четыре часа, а то и меньше. Видимо, нужно основательно отоспаться, чтобы прийти в норму и больше никому не грубить. 

На плите что-то шипит, выкипает. Не думая и секунды, оборачиваюсь. Это тефтельки решили убежать! Выключаю конфорку и хватаю второй рукой крышку.

Горячо!

Жар обжигает пальцы. Вскрикнув, бросаю крышку в раковину и встряхиваю рукой. Второй пытаюсь взять лопатку, чтобы перемешать и проверить, не пригорело ли.

В глазах стоят слезы. Рука печет с каждой секундой все сильнее. Пальцы покраснели. 

Я теряюсь в пространстве. Даже в глазах, кажется, темнеет от боли. Или это потому что я жмурюсь и продолжаю шипеть, втягивая воздух через стиснутые зубы, будто это может мне помочь. 

Не замечаю, как за моей спиной оказывается Гордей. Он осторожно подталкивает меня к раковине, придерживая за плечи. Сам открывает кран и, схватив меня за запястье, подставляет пострадавшие пальцы под воду. 

Вода остужает пыл. Становится легче, я уже почти ровно дышу. Боль, что еще мгновение назад пронзала руку от кончиков пальцев до плеча, отступает. Пальцы все еще горят, но прохлада успокаивает. За шумом воды не сразу слышу, как грохочет в груди сердце и шумит в ушах от того, что кровь слишком быстро несется по венам. Прихожу в себя. Пелена слез больше не застилает глаза. С облегчением выдыхаю и опускаю плечи.

Слышу за спиной тихий смешок и моментально вытягиваюсь как по струнке. 

Боль от ожога была невыносимой? О, нет. Мои лопатки сейчас сгорят от того, что Гордей прижимается к ним. Это прикосновение невинное, он просто мне помогал, пока я растерялась. Смотрю на его руку, которая все еще держит мою. Сильные пальцы обхватили запястье надежно и крепко, но небольно. На руках проступают вены, я вижу очертания мышц. Я пялюсь. 

В горле пересыхает, когда Гордей наклоняется ко мне. Его дыхание скользит по шее, как шелковый платок по коже. Обманчиво-ласково, слишком интимно. Я облизываю сухие губы и давлюсь воздухом. По коже бегут мелкие мурашки, выдавая меня с головой. 

Это что-то странное, ненормальная реакция на раздражитель. Желудок сжимается, я напрягаю живот. Я не боюсь, просто растеряна. Все еще не понимаю, как действовать. Мысли скачут одна с другой. Ударить его локтем? Наступить на ногу? Развернуться и бросить очередную колкость? Угрожать ножом? Его, как назло, нет под рукой.

— Если не хочешь, чтобы я пялился на твою задницу, носи шорты подлиннее, — говорит тихо, но четко.

Сглатываю ком в горле. Это безумие какое-то! Гордей через меня наклоняется и смотрит на мои пальцы. Они все еще красные, но боли уже нет. Есть только дикая неловкость. 

— Что ты делаешь? — все-таки пихаю локтем ему в живот. — Со мной все нормально, и я бы справилась сама! — шиплю разъяренной кошкой. Бесит! Несоизмеримо раздражает! Нельзя вот так вот трогать не своих девушек, прижиматься к ним и шептать всякие двусмысленные фразочки.

Поворачиваюсь к Гордею лицом. Его взгляд падает в вырез футболки и бесстыже скользит по ногам. Он смотрит беззастенчиво, а я чувствую себя перед ним голой. Поправляю футболку и испытываю непреодолимое желание надеть штаны, причем максимально свободные, чтобы этот гад не мог меня рассмотреть.

— Да я заметил, блестяще справляешься, — кивает, то ли соглашаясь со мной, то ли издеваясь дальше.

Сволочь! Наглая симпатичная сволочь! Нет, никаких симпатий, даже если это объективно. Темные глаза, смуглая кожа, широкие плечи. Гордей и правда выглядит как… нет, не с обложки. Скорее, как парень, завирусившийся в «ТикТоке», который открывает рот под музыку и демонстрирует подписчицам свои кубики. Только вот чернота глаз настораживает, есть в них что-то опасно-притягательное.

— Так и есть, — рявкаю обиженно. Тру запястье, избавляясь от фантомного ощущения его прикосновений. — Подвинься, ты мешаешь, — снова схватившись за лопатку, перемешиваю тефтели. С ними полный порядок, в отличие от меня. Немного выкипел соус, но это не испортит вкус блюда.

По кухне разливается запах гари. Схватив тряпку, снимаю сковороду с плиты, ставлю на доску, чтобы не вымазать стол. Аккуратно вытираю поверхность плиты. Она горячая. Движения быстрые, короткие. Щеки горят. Я ощущаю на себе взгляд Гордея. Это невозможно. Чувствую себя так, будто иду по подиуму, а не стою на кухне. Под наблюдением теряюсь, я не привыкла к пристальному вниманию в бытовых делах. Одно дело в универе, в клубе, на улице — там таких вот взглядов хоть отбавляй. Я уже даже не реагирую на них. Есть и есть. Но сейчас Гордей будто видит ту сторону меня, которую я показываю далеко не всем, а только самым близким и тем, кому я доверяю.

— Так, я закончил! Вы тут что-то сожгли? — Савелий появляется как раз вовремя, разрушая гнетущую тишину. Молчание у нас крайне тяжелое, оно сдавливает грудь тисками, так что нереально сделать вдох.

— Соус выкипел, — виновато поджимаю губы. Это все мое рвение ввязаться в новый спор с плохим парнем. В том, что Гордей — бэдбой, нет никаких сомнений. Весь его демонстративно-отстраненный вид кричит об этом. Еще бои эти. Ну точно. 

— Ладно, главное, что все целы. 

— Точно, — натянуто улыбаюсь. Неуютно. Гордей и Савелий стоят по обе стороны от меня, каждый на расстоянии метра. Я между ними как между молотом и наковальней. Уши горят и ноги дрожат. Я снова ощущаю себя полностью раздетой. Только вот если Гордей моими не слишком выдающимися формами восхищается, то брат, наоборот, хмурится. — Вы садитесь пока. Я сейчас приду. Испачкала одежду, надо переодеться, — и, не глядя на несносного гада, прячусь за дверью своей комнаты.