Подарок феи

Вот так и началась моя новая жизнь, что кардинально отличалась от предыдущей. Леди Генриэтта Рошфор, графиня де Монклер была женщиной вздорной, своевольной, упрямой и эпатажной. Но в ней и на сотую долю не присутствовало той яростной жестокости, что скрывалась под милым фасадом ее племянницы.

И все же леди была намного опаснее, чем та же Маргарет Винтервуд. За мнимым добродушием и экцентричностью скрывалась наблюдательная натура просженной интригантки, которая много пережила на своем веку.

— Помню, при отце его величества, — как-то раз вспоминала, разоткровенничавшаяся при мне леди Генриэтта, качая в воздухе своим массивным перстнем, будто дирижируя невидимой оркестровой пьесой, — приходилось вертеться, как ужу на сковородке, чтобы не попасть в опалу. О, дорогая моя, времена были жестокие, и люди тоже. А уж я там такое повидала! И не просто видела, но и участницей была. — Она хмыкнула, словно вспоминая какой-то старый забавный фарс, и обмахнулась алым платком, щекочущим её кольца на пальцах.

— Однажды, — продолжала она, наклоняясь ко мне, как будто раскрывала нечто ужасное, — я видела, как маркиз Ламберти чуть не сгорел со стыда, когда ему пришлось объяснять, откуда в его покоях оказался… — тут она запнулась, искоса глянув на меня. — Ну, скажем, посторонний человек, совершенно неподобающего происхождения. Бедняга, — добавила она, закатив глаза, — так краснел, что весь двор несколько месяцев после его только так и звали — Красный Ламберти. Ах, уж эти дворцовые интриги…

Она рассмеялась своим привычным, раскатистым смехом, будто наслаждаясь воспоминаниями, которые другие предпочли бы забыть. В такие моменты я видела её не как чудаковатую пожилую даму, а как опытную женщину, изворотливую и опасную, которая знала, как использовать любую мелочь в своих интересах.

Ее язык мог быть сладким как мед или острым как красный перец, но я очень редко попадала на его острие.

Ко мне леди питала особые покровительственные чувства и очень быстро приблизила к себе, найдя молчаливого и покорного слушателя. Возможно это то что ей и требовалось.

Уши, способные выслушать ее кажущуюся бесконечной болтовню за которой скрывался большой опыт и неординарный ум.

Не зря его величество назначил леди Рошфор распорядительницей отбора. Что было само по себе неординарным событием.

Во дворце должны были выбрать будущую королеву и мать правителя страны.

— Мать нации должна быть безупречной, — восклицала леди Генриетта, плавно водя рукой в воздухе, будто рисуя идеальный образ, — не только по происхождению, но и по красоте, достоинству, уму, и, разумеется, характеру. Ох, бедные девочки, — добавляла она с притворной грустью, прищурив глаза, — как они будут стараться меня впечатлить!

Я слушала её речи с уважением, хотя не могла не замечать её лёгкой иронии. За этими словами скрывалась не только врождённая хитрость, но и глубокое понимание человеческой природы.

— Пойми, девочка, — лукаво говорила леди Генриетта, кивая в мою сторону, — претенденток будет много, но настоящих достоинства и характера — единицы. Ох, как же любят люди примерять маски! И мне предстоит одна из самых изысканных и сложных задач — разоблачить всё ненастоящее и найти ту, кто будет достойна королевского титула.

Как бы там ни было, леди Генриэтта не только болтала, но и работала не покладая рук. А также заставляя делать то же самое всех вокруг.

Графиня подступила к подготовке торжества с размахом и дотошностью, присущими истинной интригантке и перфекционистке. Каждый этап праздника, от украшений до самого списка невест, был продуман до мельчайших деталей.

Сначала были выбраны основные цвета праздника — насыщенный пурпур и королевский золото, символы благородства и власти. Леди Генриэтта лично отправила запросы лучшим ремесленникам королевства, требуя образцы: ленты, скатерти, ткани для драпировок, канделябры, вылитые в строгих и изысканных формах. Она проверяла каждый макет и примерочные изделия, вынося жёсткие правки.

— Эта бахрома должна быть короче, а нити — толще, — командовала она, разглядывая представленный образец. — И вот этот пурпур не передаёт всей глубины цвета. Как это можно выставить перед королевским двором?

Украшения, заказанные леди Генриеттой, представляли собой искусно вырезанные цветочные композиции, фонтаны, венки, гирлянды, флаги. Она лично проверяла макеты и планировала их размещение в зале, составляя схему рассадки так, чтобы важнейшие аристократы сидели на видных местах, а те, кто был менее значим, — подальше от центральных событий.

— Гостей нужно рассаживать так, чтобы они не загораживали друг друга, — говорила она, отмечая каждое кресло на чертеже. — Претендентки должны быть всегда на виду, но под пристальным вниманием. У нас не должно быть ни одной скрытой интриги, только те, что мы сами сочтём уместными, — добавила она с лукавой усмешкой.

Гвоздём торжества должны были стать пурпурные фиалки, и именно их обильное цветение — любимый элемент леди Генриетты — символизировало рождение новой королевской эпохи. Ну и конечно же демонстрировало мощь и богатсво существующей династии.

Для меня же была назначена специальная задача — вырастить огромное количество этих уникальных фиалок. На протяжении всех трёх лет я должна была ухаживать за редкими цветами, окружая их заботой, чтобы они смогли превратить зал в пурпурное сияние.

Леди Генриетта часто навещала меня в теплице, строго проверяя каждое растение, задавая вопросы о почве и температуре, чтобы всё было идеально. Фиалки стали её личной гордостью, и я понимала, что даже малейшая ошибка может вызвать гнев распорядительницы.

И я старалась, что есть сил. Тем более, что во дворце мне нравилось намного больше.

Во-первых здесь было удивительно красиво.

Во дворце мне сразу стало казаться, что я попала в волшебный мир, о котором раньше могла только мечтать. Высокие залы и длинные коридоры, казалось, тянулись до самого неба. Стены были украшены яркими картинами и гобеленами, на которых, как рассказывали, запечатлены великие события и подвиги королей. Огромные хрустальные люстры свисали с потолков, и когда на них падал свет, они переливались, как звёзды, рассыпая сияние по всему залу.

Всюду стояли вазы с цветами — не такими, как мои фиалки, но тоже удивительно красивыми: белые лилии, алые розы и золотистые орхидеи. Даже пол был словно отполирован до зеркального блеска, так что я могла видеть своё отражение в каждой плитке. Зеркала в золочёных рамах от пола до потолка, резные колонны, вьющиеся растения, будто растущие прямо из стен… Дворец был настоящим сказочным замком, и мне было трудно поверить, что я могу находиться здесь, видеть всё это собственными глазами.

Но, конечно, никто из слуг не замечал ни меня, ни моего восторга. Меня поселили вместе с остальной прислугой в длинном, скромном флигеле у западного крыла дворца. Комната, где я спала, была тесной, с маленьким окном, пропускавшим едва ли достаточно света. В комнате стояли узкие кровати, заправленные одинаковыми серыми покрывалами, и сундуки для вещей — и всё. На ночь в комнате собиралось человек шесть, и у каждого были свои обязанности, о которых говорили мало, только и успевая поделиться новостями или вздохнуть о долгих часах работы.

Во -вторых, мне было намного легче ладить с людьми.

Вернее, слуги почти не обращали на меня внимания, но и не обижали. Они были заняты своими делами: кто-то бегал по коридорам, поднося серебряные подносы с посудой, кто-то драил полы и натирал их до блеска, другие бегали с поручениями от одного конца дворца до другого. Я для них была просто ещё одним помощником, и мне этого было достаточно.

В- третьих, сад во дворце был настоящим раем.

Здесь царили тишина и покой, нарушаемые лишь шелестом листвы и журчанием воды в прудах и фонтанах. Казалось, что в этом уголке времени не существует, и можно навсегда остаться в плену чар природы. В саду росли деревья, о которых я раньше только слышала: могучие дубы и экзотические пальмы, хвойные сосны и кедры, усыпанные яркими зелёными иголками. Цветы цвели повсюду, заполняя воздух сладким ароматом, а посреди этого великолепия — мои пурпурные фиалки.